Юрик, любимый мой, ради бога пиши как можно чаще. Пиши два, пиши три раза в день, потому что я уже больше не могу выдержать. Если это скоро не кончится, я прямо сойду с ума. Ты мне нужен сейчас, сию минуту, а не через год или два. Это меня абсолютно не устраивает. И почему ты не пишешь? Я похудела, побледнела и – представь себе – помолодела. Больше 16-17 лет мне никто не даёт, и это сильно вредит мне на педагогическом поприще.
Юра-а! Поторопи там кого-нибудь, чтобы это быстрее кончилось, а то я разлюблю тебя и брошу, вот увидишь. Найду себе какого-нибудь чистопольского Дон-Жуана. Ты испугался или не очень? Думаю, что не очень. Расцелуй всех ребят, а тебя очень скучно целовать заочно, но всё равно целую сколько хочешь.
Роня
Вот это да. Лихорадочно роюсь в портфеле в поисках ещё хотя бы нескольких строк этой чудной советской Джульетты из лязгающего и грохочущего 41-го года. Но нет, две странички на разворот, вырванные из школьной тетради в клеточку и исписанные школьным же старательным и чётким почерком, это – всё. И никаких других почтовых отправлений с этим обратным адресом там больше нет. Не знаю даже, что скрывается за не совсем привычным для меня уменьшительным Роня. Но, признаюсь, после такого письма моё любопытство и интерес к Юре Зегрже возрастает сразу на порядок. Ведь что ни говори, а внушить такую любовь, скажем прямо, дано не каждому.
Ну, а любил ли он? И отвечал ли на эти её призывные космические сигналы? Во всяком случае, если и отвечал, то этих ответов в моём в портфеле ни в коем разе быть не должно. Зато там есть несколько открыток от ещё одной добивавшейся его внимания тоже эвакуированной сокурсницы из Тюмени, некой Лары, но совсем-совсем другого уровня.
“Что ж ты, Юра, ничего не пишешь? Я тебе послала подробное письмо, в котором написала всё. Получил ли ты его и как к нему отнесся? Если и на эту открытку не получу ответа, то, конечно, писать больше не буду, и ты обо мне никогда ничего не узнаешь.”
Кстати, этой – что видно из её последующей открытки – он всё же ответил и потом ещё, находясь в военном училище, некоторое время поддерживал с ней вялую переписку – видимо, под нажимом тётки. («Что тебя так занимает моя переписка с Ларой? – не без иронии спрашивает он её в одном из писем. – Что, понравилась девушка?»)