Обвожу взглядом стеклянные витрины вдоль чёрных стен, стараясь ни на одном товаре особо не задерживаться и не думать о практическом применении, к примеру, во-о-он того ядерно-розового резинового кулака. Или вот этой шипастой булавы…
Но это практически невозможно!
И, если что делают с кулаком, я еще смутно представляю, хоть и краснею при этом до состояния астраханского помидора, то булава ломает мой мозг окончательно.
Есть какой-то особый БДСМ для любителей средневековья?
Воображение тут же накидывает пару диких картинок. Зажимаю руками уши, будто мне их кто-то нашептывает. Нет. Стоп. Я не хочу это знать!
Да и вообще… Может, это всего лишь сувенирная продукция. Хотя не удивлюсь, если окажется, что завсегдатаи этого магазина способны найти практическое применение любому сувениру.
Кошусь на огромный фикус в углу с подозрением. Может, я просто и о нем чего-то не знаю?
«Ну, ты и ханжа!» – звучит в голове нараспев Анюткиным голосом. – «Тебе точно двадцать три, а не девяносто?».
Со вздохом признаю, что воображаемая Анюта в чем-то права.
Я действительно далека от этого эротического силиконового разнообразия всех цветов радуги. И, может быть, даже зря…
Мой скромный интимный опыт с бывшим парнем не предполагал никаких изысков, а скорее напоминал специфический спринтерский забег, где партнер уже, запыхавшись и вспотев, финишировал, а ты даже не стартовала.
Но Костик бы жутко обиделся, если бы я хотя бы намекнула на… Кошусь на симпатичного вибро-пингвинчика с желтой бабочкой и, порозовев от мысли, для чего его используют девушки, рвано вздыхаю.
Нет, он бы такого питомца точно не одобрил.
Костик вообще был очень мнительный и нервный. Любое замечание воспринимал как оскорбление. Начинал орать, стоило попытаться о чем-то серьезном поговорить. Например, о том, что он, не работая, занимал у меня деньги. Или сломал мне дверцу холодильника и так и не починил. С ним приходилось за каждым словом следить.
Когда мне хватило решимости сказать, что мы расстаемся, он устроил пятичасовую истерику. Плакал и угрожал. Я до сих пор покрываюсь испариной, вспоминая. Потом еще пару месяцев ходил ко мне в кофейню и, усевшись на барный стул и потягивая одинарный американо, злобно и обиженно смотрел по сорок минут.
Это были самые ужасные минуты в течение всего рабочего дня, во время которых мне хотелось притвориться вторым капучинатором.