Он вновь подошёл ко мне и небрежно мазнул колючим поцелуем по моей щеке. А мне вдруг захотелось плакать. Обнять себя руками и реветь в три ручья, потому что это уже был конец всему, хоть пока я ни о чём вроде как «не знала».
Кирилл ушёл, и я разом обессилела и обмякла. Пришлось даже поспешно устроиться на постели, потому что ноги стали ватными, а я вся превратилась в желе.
Итак, решение мною было принято. Я дождусь сегодняшнего вечера и, если окажется, что муж продолжит тянуть резину, попросту выдам ему всё, что будет на душе. Ну а дальше… Дальше всё, господа присяжные заседатели. Это будет окончанием моей семейной жизни, которая длилась уже десять лет.
И которая была, как мне казалось, слишком идеальной. Но, как выяснилось, всё хорошее имеет свойство завершаться.
Так что придётся с этим просто смириться. Другого выхода у меня нет…
Лиза уехала, а Бирюков взял на себя все заботы о дочери. Он словно отбывал повинность за то, что собирался сделать с нашей семьёй. И заранее нагружал себя тем, что впоследствии станет ему безыинтересным.
Может, я себе это придумала – кто знал? Но именно это чувство меня и охватило. И чем больше я думала об этом, тем острее становилось сожаление, что ради какой-то шлюхи, которая, ко всему, его ещё и предала, Кирилл готов отказаться от нашей малышки. Как же он станет чувствовать себя, долгое время находясь вне Вероники? Муж не станет видеть, как она растёт… Не будет участвовать в её жизни и взрослении полноценно. Разве его предстоящая измена стоит того, чтобы добровольно отказаться от самого настоящего чуда?
Когда Бирюков всё же уложил дочь на ночной сон и пришёл ко мне в спальню, я поняла, что именно сейчас и услышу то, о чём уже знала досконально. И что стало моей частью, интегрировавшись в душу, которая разбилась на острые осколки.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Кир деловито.
Причём таким тоном, каким это делают профессионалы в области медицины.
– Со мной всё хорошо, – ответила я и даже дыхание задержала как перед прыжком в воду с высокой скалы.
А может, даже и не в воду, а в самую настоящую пропасть, которую разверз собственными руками мой любимый муж.
– Мы можем поговорить? – уточнил Бирюков, и мне захотелось лишь одного.
Закрыть уши руками и ответить, что я даже слышать не хочу ничего. Ни сейчас, ни впредь. Но вместо этого я ответила зазвеневшим от внутреннего напряжения голосом: