Ли Сяо смотрел на него, не в силах произнести ни слова. Его губы дрожали. Не было потенциала… Никогда не будет… Приговор был окончательным.
Старейшина Чжао снова заговорил, его голос был резким. "Секта Цин Фэн не может тратить ресурсы на тех, кто не может культивировать. У нас нет места для обычных смертных. Тебе лучше собрать свои вещи. Сегодня вечером ты покинешь секту".
Сердце Ли Сяо сжалось от боли. Изгнание. Не просто насмешки, не просто презрение. Его вышвыривали, как ненужный мусор.
"Но… но я могу быть полезен!" – вырвалось у него. "Я могу помогать по хозяйству, я могу…".
"Хватит!" – резко оборвал его Старейшина Чжао. "У нас достаточно слуг. Мы берем учеников, чтобы они стали культиваторами и приносили пользу секте своей силой. Ты не можешь. Твой путь здесь закончен".
Старейшина Сунь добавил чуть мягче, но не менее решительно: "Это не твоя вина, Ли Сяо. Просто… такова твоя судьба. Некоторые рождаются с даром, другие – без него. Ты можешь вернуться в свою деревню, прожить жизнь смертного. Это тоже путь".
"Жизнь смертного?" – эхом отозвалось в голове Ли Сяо. Жизнь, которая длится всего несколько десятков лет, полная болезней, слабости и страха перед неизбежным концом. Жизнь, в которой он всегда будет пылью под ногами тех, кто сильнее.
Он поднялся с каменного ложа. Его ноги были ватными, но спина внезапно выпрямилась. Презрение в глазах Старейшины Чжао, безразличие Старейшины Суня, едва заметное облегчение на лицах старших учеников – все это оседало в нем не горечью, а каким-то холодным, кристаллическим чувством. Чувством абсолютной изоляции и несправедливости.
"Я понимаю", – тихо сказал Ли Сяо, его голос был хриплым. Он поклонился, как требовал этикет, хотя каждый мускул его тела сопротивлялся этому. "Я соберу вещи".
Он вышел из медицинского зала, оставив за спиной запахи трав, тяжелую тишину и приговор, который должен был сломать его. Он был "разбит", "атрофирован", "мертв" с точки зрения мира культивации. Его меридианы – основа силы – были корнем его увядания еще до того, как его жизнь успела расцвести.
Но идя по знакомым коридорам секты к своей жалкой келье, Ли Сяо чувствовал не только боль и отчаяние. Под всем этим, в той самой глубине, где вчера зародилась решимость, теперь горел маленький, упрямый огонек. Они сказали, что его меридианы разбиты. Они сказали, что у него нет пути.