Яниса же раздражал тот факт, что майор и не думал принимать его в свою команду. Не хотел играть с ним на равных, не хотел расследовать с ним дело, он чувствовал, что Лемман вообще не хотел иметь с ним ничего общего. Вишневскому было обидно от этого осознания, ведь он ровнялся на этого человека пять лет и действительно хотел с ним работать. Хоть он не понимал его как человека, все еще уважал как специалиста и действительно намеревался помочь ему в расследовании этого дела. Однако, он не мог пойти против воли этого мужчины, а постоянные унижения и оскорбления медленно начинали подрывать веру юноши в себя. Вместе с ними приходили и раздражение, и желание доказать Райнеру, что он неправ.
– Лейтенант!
Когда командир позвал его, Янис невольно вздрогнул, услышав его строгий и спокойный голос.
«Блять, и как мне с ним работать? Я чертовски боюсь этого человека…»
Они продолжали обсуждение дела по пути в самолет. Майор выдвигал такие предположения, до которых лейтенант не додумался бы, верно, никогда. Именно поэтому молодой человек медленно, но верно начинал осознавать пропасть между ними. Этот молодой, красивый мужчина был словно богом правосудия. Легко управлялся с фактами, легко строил предположения основываясь на них. Его умозаключения были так просты и понятны и в то же время, нужен был цепкий и острый ум, чтобы дойти до них. Это не могло не восхищать. Юноша постепенно сник.
Райнер же хотел лишь одного – поскорее закончить работу. Поскорее вернуться домой и поскорее забыть прошлое дело, поэтому старался погрузиться в новое так, чтобы не думать больше ни о чем. Наивные вопросы лейтенанта лишь раздражали его и постоянно сбивали с мысли, это мешало офицеру работать.
Он не понимал, что хотел от него полковник, ведь обычно он работал один и никто не мешал ему. Майор работал то быстро, то медленно, всегда в своем темпе, и всегда предпринимая все необходимое. Он никогда никого не обучал, ни с кем не советовался и не собирался начинать этого делать, ведь он знал, что его решение правильное. Однако, если это было так, то почему его последнее из его решений вызывало в нём такую внутреннюю боль и негодование? Он не мог этого понять, но знал, что поступил верно, знал, что по-другому было невозможно, и знал, что прошлого не изменить. Но все равно, раз за разом, возвращался в ту зиму, к тому человеку, которого так заботило его тонкое пальто.