Но вот другие критерии для определения «старшего» среди необременённых казались Александру, как и другим изживлённым, совершенно абсурдными. Как они допустили, чтобы такими важными решениями – даже по меркам возраста изживлённых – руководил ребёнок?
Да, Пим уже гораздо старше, чем была в их первую встречу. Но она всё равно ещё ребёнок. Очень печальный – но всё же ребёнок.
Они продолжали восхождение, и у Александра промелькнула новая странная мысль: а что, если всем, что здесь сейчас происходит, руководит не столько Пим, сколько её идея?
С чего вообще все вокруг решили, что у необременённых не может быть Главного Желания, – как у всех изживлённых? Маниакальной, определяющей все действия идеи. Пим, ко всему прочему, даже не в полном смысле необременённая: её состав молекул ДНК обновляется ежедневно, сколько бы ты эмоций из неё ни изживил.
Усмехнувшись собственным выводам, Александр с лёгким самодовольством поправил свой значок «любопытного». Изучение дедукции и индукции наконец начало приносить плоды – его искусственный диапазон ощутимо расширился. Глядишь, если эти опыты пройдут успешно, каждый изживлённый сможет выращивать внутри себя нужные эмоции и привычки – и совсем перестанет нуждаться в необременённых.
Смеркалось.
***
Ближе к ночи они вышли к старым, почти разрушенным постройкам. Одни лишь камни да плиты. Но вокруг дома было очень много очень маленьких холмов, и природа их происхождения вызывала вопросы.
В их небольшой команде были двое необременённых геологов, трое изживлённых мастеров, Пим и он сам. Если изживлённые тут же принялись за работу – осматривали местность, готовили ночлег, разводили костёр, – то необременённые просто начали жаловаться друг другу: проголодались, набили мозоли… Поразительные создания.
Александр, не теряя времени даром, принялся просвечивать холмы. Машинка для просвечивания была уникальна – инструмент, разработанный кастой любопытных. Она позволяла не только изучать землю, её грунт, породы и объекты как природного, так и искусственного происхождения, но и считывать эмоциональное состояние – грубо говоря, «ауру местности».
А посмотреть было на что. Помимо практически полностью разложившихся трупов животных и людей, пары слитков серебра глубоко под землёй, остатков человеческого быта, внутри холмов Александр обнаружил очень тяжёлую, тупую боль, пронизывавшую всю местность. И чем ближе он подходил к остаткам здания и цеплял локатором окружающее его полотно, тем глуше и вязче становилась «аура» – одновременно подавая сигналы о том, что здесь скопища человеческих останков, захороненных абы как.