Больница пахла хлоркой и отчаянием. Ваню поместили в палату с обшарпанными стенами, где свет ламп был слишком ярким, а тишина – оглушающей. Днём он лежал, глядя в потолок, а ночью кричал, когда кошмары возвращались. Врачи пичкали его таблетками, от которых мысли становились ватными, но голос матери не уходил. «Ты убил меня», – повторяла она, и Ваня верил. Он рисовал её лицо на обрывках бумаги, пока санитары не отбирали карандаш, боясь, что он использует его против себя.
Серёжа навестил его через месяц. Он вошёл в палату, неся запах сигарет и улицы, и бросил на кровать пакет с апельсинами. «Живой ещё?» – буркнул он, садясь на стул. Ваня, осунувшийся, с тёмными кругами под глазами, кивнул. Между ними повисла тишина. Серёжа кашлянул, пытаясь скрыть неловкость. «Слушай, Вань, я не мастер говорить… Но ты нужен мне. Там, снаружи. Без тебя я… не справлюсь». Ваня посмотрел на брата, впервые за долгое время чувствуя что-то, кроме вины. Но вместо ответа он отвернулся к стене. Серёжа стукнул кулаком по стулу и ушёл, пробормотав: «Выкарабкайся, слабак».
Через два года после смерти Анны Ваню выписали из психиатрической больницы. Надпись кровью – «ПРОКЛЯНАЮ УБЛЮДКИ» – всё ещё преследовала его, но кошмары стали реже, а голос матери в голове притих. Таблетки и разговоры с врачами притупили его боль, но не вернули прежнего Ваню. Он был тенью себя: бледный, с ввалившимися щеками, он едва говорил и вздрагивал от резких звуков. Психика, сломанная чувством вины, держалась на тонкой ниточке. Больница, казалось, просто устала его содержать, вытолкнув обратно в мир, к которому он не был готов.
Серёжа, напротив, закалился. Работа на рэкетиров сделала его жёстче, но забота о брате висела тяжёлым грузом. Деньги от бандитских дел уходили на лекарства и еду для Вани, но их едва хватало. Серёжа видел, как Ваня сидит часами, глядя в пустоту, и чувствовал бессилие. «Ты должен жить, Вань», – говорил он, но слова тонули в тишине. Однажды ночью, сидя на крыльце, Серёжа решился. Если честной работы не хватало, он возьмёт у своих. Он был всего лишь пешкой в банде, и крупные суммы проходили мимо него. Почему бы не урвать кусок?
План был прост: обчищать тайники банды, понемногу, чтобы не заметили. Серёжа начал с мелочей – пачки купюр, спрятанные в гаражах, – и вскоре вошёл во вкус. Жадность затмила осторожность. Он брал всё больше, не думая о последствиях, покупал Ване дорогие лекарства и даже новый магнитофон, чтобы заглушить тишину в доме. Но однажды он перешёл черту, украв сумку с годовым «общаком» – деньгами, которые банда копила для боссов. Его поймали на складе, где он прятал добычу. «Братья», с которыми он пил и дрался плечом к плечу, набросились на него, как звери. Пуля пробила ему руку, но Серёжа, сцепив зубы, вырвался, унося сумку. Кровь текла по пальцам, но он бежал, пока не добрался до дома.