– Помолчи! – Матвей пресёк раздухарившегося Краснова.
– Нет, Нобиле отдельно… я с итальянскими коммунистами… из Коминтерна, – Джино певуче растягивал слога, видимо, попутно подбирая русские слова. – Нужно было спасаться от фашистов… Муссолини… теперь – я советский человек!
– Дурак ты прежде всего! – Пигарев стряхивал крошки хлеба с узенького подбородка. – Если бы не принимал гражданство, тебя бы в дом для итальянцев заселили и потчевали бы там. Вон, посмотри, как Мансервиджи… ведь с тобой бежал из Италии. А он гражданство не принимает, чувствует, что уравняют с нами… и в барак заселят.
– Что это за дома для итальянцев? – Антонина тихо спросила Матвея, немного осмелев под действием водки.
– Это недалеко от проходной на мастерские, такие двухэтажные, что–то среднее между городскими домами и деревенскими избами. Гораздо лучше, чем бараки.
– О, Лино Мансервиджи… он другой… – Джино расплылся в пьяной улыбке.
– Так поэтому, Мансервиджи – начальник механического цеха. Потому что умнее тебя. – Матвей поднял стакан, побуждая всех чокнуться.
– Я и не против… – Джино заморгал, – но я думаю, если уж Россия приняла, то жить надо по её правилам.
– Зато ты наш! – Краснов стал трясти
– Джино за плечи и лезть целоваться. – С нами пьёт, а тот только нами командует… Так, надо покурить!
Краснов вытянул из штанов кисет. Оторвал полоску с края газеты, свисавшей со стола, скрутил козью ножку. Пигарев достал из кармана фуфайки пачку папирос «Отдых» с изображением задумчивого человека в картузе, выпускавшего клубы дыма на фоне дымящих труб заводов и фабрик.
Антонина едва скривила губу, но Матвей заметил:
– Вы, верно, не курите?
– Нет, не люблю! – Антонина, в подтверждение слов, чуть отодвинулась от Пигарева, чиркнувшего спичкой.
– Тогда, ребята, давайте на улицу идите курить! – Матвей посмотрел на Краснова.
– Это что же, новые правила? – попробовал возразить Пигарев, но лицо Матвея выражало суровойсть и Пигарев отступил: – Ладно… Уйдём…
Антонина смотрела на грязные отметины сапогов на двери в тамбур.
– Вы их прогнали, чтобы со с мной наедине остаться?
– Ну, не то чтобы… – Матвей заметил куда смотрит Антонина, – это да… у нас так бывает…
Матвей взял тряпку, подошёл к двери и принялся усердно тереть. Антонина наблюдала за неуклюжими движениями и подмечала: «У него живот и в профиль такой же ширины… как кегля… а голос мягкий… застенчивый…»