– Вот, посмотри, два месяца древесина валяется, – Милюков постучал костяшками пальцев по пыльному стеклу окна.
Борис встрепенулся – возвратился в реальность – осмотрелся – мельком в окно – пожал плечами – не удивился. Борис, проезжая здесь, уже несколько месяцев наблюдал лежащие под железнодорожной насыпью десятки перевёрнутых вагонов с перевозимой древесиной.
– Ещё в январе товарняк с рельс сошёл, – Борис посмотрел на Милюкова.
– Интересно у них получается… металлические части, оси, колёса сняли, а помятые вагоны и древесина валяются. Конечно, место заболоченное, возни много… А всё почему? – Милюков, непонятно зачем, вслух рассуждал, – Лесозаготовка лес отправила, заявку выполнила, а железная дорога… что ж поделать… авария… бывает. Предприятие–получатель… ну что ж, не доставили, будем простаивать, не за свой же счёт по болотам ковыряться… Вот и валяется. Никому и не нужна, а вот им…, – Милюков теперь проговорил тише, потыкав в сторону крестьян, – не дадут забрать… указ от седьмого восьмого и ту–ту…
Милюков заметил, что на него смотрит вся пьяная компания и оповестил:
– Нет, сегодня, похоже, решение задачки опять не найду! – стал снимать фигурки с шахматной доски.
– Да… будет гнить! – рыжеватый громко сделал заключение вместо Милюкова и разлил водку по стаканам.
Борис и Милюков стали протискивались к выходу на Долгопрудной.
16
Теперь стало легче. Несмотря на тяжёлые сны, периодически навещавшие сознание, Нобиле чувствовал, что, похоже, его жизнь будет продолжаться и умиротворённо смотрел в окно на ряды длинных сосулек, свисавших с карниза. Вспомнились годы беззаботного детства, когда вся семья жила в деревянном домике около гор. В такие же солнечные весенние деньки, как сегодня, всей дружной ребячьей ватагой выбегали на двор и играли в снежки под звонкую капель. Распахнутые окна, радостные лица и сверкающая ледяная бахрома…
Нобиле повернулся на бок – где–то внутри резануло. Поймал себя на мысли, что непроизвольно захотелось вскрикнуть, но сдержался, хотя тревожить было некого – в светлой просторной палате, снизу окрашенной в зеленоватые тона, сверху выбеленной, он находился один. Потёр рукой по бинтам на животе. Боль немного утихла. Снова посмотрел в окно – вдали голубое небо и купол старинной церкви.
Ухмыльнулся. Как там этот элегантно одетый голубоглазый хирург вчера сказал: «Удивительный случай! Вы одной ногой уже в могиле были. Очень повезло. Вскрыл брюшную полость, а там гноя столько, что пришлось надрез для дренирования со спины делать…» И тогда Нобиле про себя отметил: «Значит Богу опять угодно, чтобы я на земле ещё потрепыхался, значит что–то нужное в жизни делаю».