Фон Гейделиц поднялся на ноги и хлопнул сторожа по плечу:
– Ну, ладно, дед, прости, что разбудили. Пойдем мы потихоньку. Ты так спишь крепко, что нам пришлось через ограду прыгать.
– Так чего не спать-то? Во дворе собаки, в доме охраны полно. Никто сюда не сунется. Кроме тенга, еще двенадцать мечей. Это не считая прислуги, поваров и лакеев…
И тут до деда дошло:
– Погодите, погодите, люди милые! Как это вы через ограду прыгнули, в ней же четыре сажени?
Это были последние слова в его жизни. Фон Гейделиц кивнул и щелкнул пальцами. Тут же Йохан зажал старику рот, а Ивар всадил сторожу кинжал под ребро по самую рукоятку.
Привратник умер, даже не успев сообразить, в чем дело.
Все трое, выйдя из сторожки, убедились, что в доме стоит тишина.
Тихонько открыли створку ворот, впустили Христиана вместе с лошадьми. Поставили лошадей в тени, под стеной.
Потом вернулись в сторожку и стали совещаться.
– Вы узнали, кто тут начальник охраны, господин капитан? – поинтересовался Ивар. – Вы так уверенно сказали о Перпиньяне!
– Узнал. Этот датчанин мне знаком. Его зовут Олаф Расмуссен. Только сражались мы по разные стороны. Это изрядный сукин сын, любитель пыток и издевательств над пленными. Никаких понятий о воинской чести, этикете, милосердии. После Перпиньяна он исчез. Оказывается, теперь этот негодяй служит монсеньеру Витолдо Русо.