Во время полета он долго тешил себя счастливыми надеждами, потом внимательно пригляделся. В секунду все стало понятно. Анжело не летел в Райские сады, нет. Он пролетал мимо них кометой, прямиком вниз. И чего он сразу не догадался, ведь если бы он летел сам, его крылья не были бы сложены.
Анжело сделал над собой усилие, но отростки не желали слушаться. Паника обуяла его. Ангел вертелся, кружился, хватал ртом воздух и прикладывал усилия. Как жаль, что от него уже не зависело, ровным счетом, ничего.
Сады остались где-то наверху. Перед взором Анжело предстало, что же ждет его там, внизу. Языки пламени выплевывались из бурлящей лавы, в которой, целыми комками мучились отступники. Ядовитые дожди, обжигающие и разъедающие плоть, гниющую от жары. Безграничное насилие над теми, кто сам подвергался греху. Прочих же ждали пытки, от мелких порезов, в которые заливались раскаленная в жидкость медь, до маленьких квадратных кубов, куда загоняли облитых смолами несчастных, предварительно стянув с них кожу на самых нежных местах, обжигаемые огненными потоками.
Ангел летел и наблюдал не в силах что-либо исправить. В голове промелькнуло – а куда же попадет он сам? Анжело не сделал ничего плохого, тогда почему он здесь?
Где-то там, куда направлялось его тело, он увидел каменную кладку, залитую кровью, но, в остальном, совершенно пустую. Под самый конец он сумел расправить крылья. Этого было недостаточно. Избежать грубого столкновения не вышло. При падении он переломал себе каждую кость. Ноги и руки были раздроблены, крылья вывернулись в неестественном положении, ребра местами торчали наружу, а каждый из позвонков вылетел со своего места, кое-где стершись в пыль. Анжело лежал на спине и взирал туда, откуда он пал. В плачевном положении он уже не видел Райские сады, но представлял их красоту.
Захлебываясь кровью, болевой шок постепенно отошел на второй план, а смерть, напротив, приближалась стремительнее падения. В ожидании старухи с косой, в голове Анжело витал один наиболее интересующий вопрос – как он допустил подобное?..
В носу расцвел букет нашатырного спирта, пробивший дрему и отрезвивший сознание. Однако мертвого он не поднял бы на ноги, сколько ни старайся. Значит ангел живее всех живых. Конечности не слушались, крылья не раскрывались, и глаза никак не привыкали к тьме. Вдалеке горела желтым цветом треснутая лампочка, но он этого не узнал, потому что сидел к ней спиной. Прямо перед ним рождались образы: вот какое-то странное шевеление, вот подобие руки, растворяющейся среди черной пустоты, вот повороты дюжин голов… или одной, но дюжину раз?