Улица Холодова - страница 2

Шрифт
Интервал



В герои я выбрала максимально далеких от своих географии и обстоятельств людей – героев сериала «Секретные материалы». Я смотрела и пересматривала все эпизоды, которые могла добыть. Интернета еще не было, кассеты с «The X-files» в моем городе не продавались. Сериал показывали по телевизору, но поздно и редко. В Москву я еще не ездила. Моя комната была увешана постерами со Скалли и Малдером. Мои тетради были обклеены наклейками с ними, а в каком-то классе, кажется в восьмом, я проучилась весь год с дневником с Андерсон и Духовны на обложке. Самое серьезное влияние «The X-files» на меня – навык выстраивать художественный нарратив – я осознаю уже после тридцати.


Был другой герой, естественным образом очутившийся в моей жизни и повлиявший на нее еще сильнее. Совсем близкий, в отличие от Малдера и Скалли, ко мне географически. В один момент он начал появляться всюду вокруг меня: на мемориальной доске на здании школы, на фотографии внутри красного угла в школьном вестибюле, на концертах памяти в актовом зале, в печальных разговорах взрослых и, наконец, в виде улицы, названной его именем. Дмитрий Холодов был журналистом, происходившим из моего города и учившимся в моей школе. В моей жизни он появился уже мертвым журналистом, убитым за свою профессиональную деятельность, то есть за стремление узнать и рассказать правду. The truth is out there. Молодой, красивый, смелый, всеми безоговорочно любимый и жалеемый. В первую очередь всеми взрослыми. И уже для всех утерянный, неживой, неспособный никого разочаровать.


Что мне больше всего нравилось, Холодов был героем с понятным делом, с понятной мне, ребенку, и тогда крайне модной профессией. Человек узнавал, расследовал правду и писал ее в газете. Холодов сразу был для меня памятью, фотографией, словами, но одновременно чрезвычайно близким, недавно ходившим по тем же улицам и лестницам, что и я. Идеальный герой. И почти родной. Он оказался мне необходим.


Постепенно, не сразу, Холодов через память о самом себе занял пространство в моем каноне, а главное, подарил мне хоть какую-то мечту, представление о будущем, значит – определенность. Стать агентом ФБР я мечтать не могла, а отечественные спецслужбы для меня, как и многих людей, выросших в девяностые, во время рассказывания правды о преступлениях советской тоталитарной системы всегда были злом. «Эффект Скалли» на меня не действовал, я не воспринимала Дейну как ученую. Наверное, потому, что я вообще не понимала, что значит делать науку. И я не могла мечтать заниматься естественными дисциплинами, я была гуманитарием, что во все времена, и особенно в инженерном городе, ощущалось странностью и проклятьем.