Леша уже ждал меня, примостившись на стуле в углу родильного зала. Я нашла самый теплый предмет в этой ледяной на вид комнате: байковое одеяло в розовую клеточку, точно такое было у меня в детстве. Мама вдевала его в белый пододеяльник с ромбовидной дырой посередине, так что часть одеяла была всегда видна. Я спала под ним в межсезонье, а зимой мы доставали толстое ватное, атласное. Я взяла это сиротливое одеялко, сложила вчетверо и постелила себе на пол у окна, встала в “позу коровы”, так я назвала ее. В такой рожают большие животные. Малыш выпадает и встает на ноги. Он сразу готов жить.
Схватки стали намного сильнее и дольше, меня одновременно выжигали изнутри, били розгами, выжимали мои почки, как мокрое белье, а бок пытались проткнуть тупым ножом. В горле застрял остроугольный предмет, словно я проглотила кубик из детского конструктора. Я сглатывала снова и снова, но он не исчезал.
– У меня что-то не так с горлом, – сказала я Леше, когда очередная схватка меня отпустила и я уперлась потным лбом в одеяло.
– Все будет хорошо, думаю, это нормально, – сказал он, массируя мне крестец. – Скоро все закончится. Мы справимся. Ты очень сильная.
Мой муж – самый спокойный человек в моей жизни. Без него я бы уже умерла от вечной тревоги.
В соседней палате кричала девушка. Это был крик напуганного зверя, переходящий в протяжный вой, потом в жалобный, умоляющий стон. Она умолкала лишь на минуту, чтобы затем с новой силой включиться в борьбу. Я не слышала успокаивающих голосов – наверное, она рожала одна, всего раз кто-то из персонала больницы крикнул отрывисто и злобно: “Не ори!”
В палату зашел старичок с твердым металлический кейсом. На вид ему было лет восемьдесят, он был весь ссохшийся и недобрый.
– Будем делать анестезию, – сказал он. – Сядьте на кушетку. Нужно сидеть не двигаясь, пока я буду вводить препарат. – Тон его стал предупреждающим, как будто он заранее знал, что я могу его разочаровать.
Пока он набирал лекарство в шприц, схватка повалила меня на бок, и я вцепилась что есть силы в дерматиновый край кушетки.
– Э-э-э-э нет, барышня, что это за беготня. Так мы с вами каши не сварим. Тогда я просто развернусь и уйду.
Он даже отошел от меня, словно обиделся.
– Но мне больно, – сказала я треснутым голосом.
Мой язык высох и еле ворочался. Я почувствовала, что вот-вот заплачу. Я сделала усилие и села ровно, подставив под укол голую спину. Леша крепко сжал мою руку. Во время очередной схватки я ногтями впилась в его мягкую ладонь, оставив на ней маленькие темно-бордовые полумесяцы.