– Смешной вопрос задает эта женщина, – сказала я.
– Что тут смешного?
– Все люди посланы на землю умирать, – ответила я. – Бог даже собственного сына послал на землю умирать.
Фабьенна лишь шикнула на меня.
Не стану притворяться, что помню каждое слово, которое она продиктовала, но первые несколько предложений навсегда врезались мне в память. Я буквально вижу слова Фабьенны, написанные моим аккуратным почерком. У меня был неплохой почерк. А у нее неплохо получалось говорить как мертвая женщина.
Мертвой женщиной в том рассказе была не Фабьенна, но, как ни странно – я думала об этом последние несколько дней, – однажды она ею стала.
Мы не закончили рассказ к концу дня. Я спросила Фабьенну, нужно ли ей больше времени, чтобы сочинить остальное, и она ответила, что, конечно, нет. Она знала историю наизусть, но знать историю наизусть – не то же самое, что потратить время на ее написание.
– А в чем разница? – спросила я.
Фабьенна на мгновение задумалась и сказала, что не понимает, почему я веду себя как идиотка и задаю глупые вопросы. Я легла и прикрыла лицо портфелем.
Со стороны могло показаться, что я надулась. Но правда заключалась в том, что под холщовым портфелем я улыбалась. Фабьенна была права насчет того, что я задавала слишком много вопросов, но она разозлилась на меня, только когда не смогла дать хороший ответ.
В чем разница между тем, чтобы знать историю, и тем, чтобы записать ее? Вот вопросы, которые мне следовало задать, – но я не знала этого, когда мы были младше: разве недостаточно просто знать историю? Зачем тратить время, чтобы написать ее?
Теперь у меня есть ответ – как для нее, так и для себя. Миру не важно, кто мы и что нам известно. Историю необходимо написать. Как еще мы можем отомстить?
(Отомстить за что и кому?
Аньес, не попадайся в ловушку, не отвечай на этот вопрос.)
♦
Закончив рассказ о малыше Франсуа, мы показали его месье Дево. Он спросил, сколько еще у нас таких рассказов. «Семь», – ответила Фабьенна. «И все о мертвых младенцах?» – спросил он. Она сказала, что не все о мертвых младенцах, но все о мертвых детях. Он кивнул и заметил, что так и думал. Как вышло, что он понял это, а я нет? Я решила, что недолюбливать его недостаточно. Я должна его ненавидеть.
Месье Дево увлекался поэзией и философией. Он рассказал нам, что написал несколько неудачных пьес, которые так и не увидели сцены, и по-прежнему сочиняет по стихотворению в день, когда возвращается с почты. Фабьенна спросила, нельзя ли почитать его стихотворения, но он ответил, что нас следует пощадить и он читает их вслух только своим голубям.