С отцом он поссорится окончательно и бесповоротно после своей скандальной выходки, когда всего через каких-то восемь лет после смерти Фелипы Доменеч, ставшей потрясением для 16-летнего Дали, он напишет на своей картине: «Иногда я с наслаждением плюю на портрет моей матери…» А ведь он поклялся, что воскресит ее в луче собственной славы. Позднее Дали уверял, что не имел намерений оскорбить память доньи Фелипы, что он просто писал под диктовку своего подсознания, которое иногда во снах говорит нам, как мы мучаем близких людей. Дон Сальвадор проклял своего сына и вышвырнул его из дома. Он считал, что во многом виновата Гала, снабжавшая Дали деньгами и наркотиками.
Музей вместил в себя большую частную коллекцию Гала-Дали, «плачущий Кадиллак» – автомобиль художника, на котором он тайно перевозил свою уже умершую жену и музу Галу из Порт-Льигата к месту ее захоронения в Пуболь. (По закону, принятому в 1940-х годах во время эпидемии чумы, тела умерших запрещалось перевозить без разрешения местных властей. Покойную завернули в одеяло и посадили, как живую, на заднее сиденье автомобиля, рядом с сестрой милосердия. За рулем был верный помощник и слуга Артуро Каминадо.) Дали сильно рисковал, поэтому договорились: если машину остановит полиция, они скажут, что Гала умерла по дороге в клинику. Через час с небольшим они добрались до Пера, где находится еще одно знаковое место для Дали и Галы – замок Гала в Пуболе и где уже все было готово к погребению. Дали выполнил последнюю волю Галы, и, пожалуй, это был его единственный по-настоящему мужской поступок.
Возле кадиллака всегда толпа. Если бросить в специальное отверстие монетку в пять песет, из машины брызнут капли дождя, символизирующие слезы художника.
Алтарь из ликерных бутылок, диван в виде алых губ легендарной американской актрисы и певицы Мей Вест, биде из борделя «Ле Шабоне», который якобы посещал английский король Эдуард VII, сюрреалистические скульптуры, наброски – все подчеркивает эксцентричность художника, который похоронен прямо здесь, в башне Галатея, в которой Дали прожил свои последние годы. К старости жизнь художника становилась все мрачнее и мрачнее. Он хотел, но не мог писать – страшно дрожала правая рука. По ночам Дали боялся спать. Медсестра Эльда Феррер вспоминает: он с трудом говорил, постоянно рыдал и часами издавал животные звуки. В своих галлюцинациях Дали воображал себя улиткой. «За два года я услышала только одну внятную фразу: „Мой друг Лорка“».