– Если жарко – потерпи немного, – сказал он и указал на дверь-близняшку, – когда выйдем будет в самый раз.
Кислородный баллон, по ощущениям, весил килограммов десять. Харон поправил лямки на моих плечах и затянул ремни на груди и на поясе.
– Это, – он взял в руки один из шлангов с манометром на конце, – счетчик кислорода: когда стрелка дойдет до красной зоны, считай, осталось минут десять. Но, думаю, мы управимся раньше.
Харон зацепил счетчик клипсой за ремень на моей груди, продев шланг под правой рукой. На другой – зацепил маску, продев шланг под левой.
– Маски наденем позже, – объяснял он, занимаясь своим баллоном и затягивая ремни, – когда придем к месту.
На поясе у наставника я заметил ножны, с торчащей из них рукоятью ножа.
– А мне нож не полагается? – поинтересовался я.
– Не в этот раз, – буркнул Харон.
Проверив вентили на баллонах и еще раз осмотрев меня с ног до головы, он снова одобрительно кивнул и направился к двери. Взявшись за маховик, он добавил:
– Если есть вопросы – задавай сейчас. Когда доберемся, не до них будет.
Я помедлил, дожидаясь пока он управляется с маховиком, и спросил:
– А что произошло с парнями, что были до меня?
На миг Харон замер.
– Ну, Парень, ты нашел о чем спросить.
Он дернул и открыл дверь. Из черноты за ней повеяло сыростью и стоялой водой.
– Иди вперед, – сказал Харон, приглашая движением руки. – Смотри под ноги. Там ступени. А дальше – вода. Не бойся, там по пояс, не глубже.
На пороге он остановил меня и включил фонарь, сперва на моей маске, а затем и на своей.
– Там нет электричества? – удивился я.
– Нет. Мы, Парень, работаем в воде. Хотя, дело не столько в ней. Пробовали. Не приживается там электричество, – Харон подтолкнул меня. – Иди уже.
Ступени, а затем и дно, оказались скользкими, и часто приходилось идти как на лыжах – не поднимая ног. Харон задраил дверь, обошел меня и зашагал впереди. По пояс в воде, мы не спеша двигались по узкому, но высокому тоннелю со сводчатым потолком: под ним тянулись трубы разного диаметра – новодел двадцатого века, – то и дело изгибающиеся и исчезающие в потолке. На стенах – то слева, то справа – встречались старинные, ржавые подфакельники. Кладку стен из красного кирпича с полметра над водой покрывала черно-зеленая слизь. Запах был тяжелым, густым. Коридор гулко отзывался на всплески воды и на наше дыхание. Конца ему видно не было, или же света наших фонарей не хватало, чтобы достать так далеко, но было видно, что коридор плавно поворачивает влево.