– Они забрали вашу госпожу!
– Убейте всех или умрите сами!
Внезапная вспышка молнии озарила небо, и Андромеда разглядела отвесные столбы черного дыма, поднимавшегося из полыхающего предместья. А также толпы беженцев, спешащих покинуть объятый безумием город.
– Я вас предупреждал, – раздался у самого уха Андромеды холодный голос графа Шнайдера.
Несмотря на то, что граф старался произнести эту фразу безразлично, Андромеда уловила в его словах упрек. Княгине это не понравилось.
– Я княгиня этих людей, хоть и вопреки воле, – еще более ледяным тоном напомнила Андромеда. – Все эти горожане и их жизни принадлежат мне.
Раскат грома на минуту заглушил жуткий многоголосый шум – стоны, плач, воинственные возгласы, приказы…
– И этой ночью я забрала столько жизней, сколько требует моя свобода.
Андромеда, стиснув зубы, развернулась спиной к полыхающему предместью и направилась вглубь зала.
– Это ваше право, моя госпожа, – мрачно согласился граф и задумчиво добавил: – Знать бы еще, кто такие «они». Кого наш государь успел обвинить в вашем похищении.
Легкая дрожь пробежала по затылку княгини.
Андромеда только сейчас поняла, что все случилось именно так, как она и рассчитывала.
«…вы окажетесь в мире открытого террора и больше нигде не сможете чувствовать себя в безопасности. Сам Мэруин ощутит беспомощность, когда его подданные начнут убивать друг друга».
– «Они» – это отступники веры, ваше превосходительство.
Андромеда уставилась в темноту. Она избегала взгляда графа. Он старался вызвать у нее сострадание к горожанам… Но княгиня знала, как опасна жалость. Это чувство способно породить сожаление, а потом, что еще хуже, – раскаяние. Раскаяние же доводит до безумия: заставляет действовать вопреки своим интересам, сводит на нет все начинания и усилия.
– И у них отныне не будет спокойствия.
Андромеда и граф Шнайдер не разговаривали до самого утра. Они нашли в глубине зала груды театральных костюмов и удобно устроились на них, усевшись поодаль друг от друга.
Княгиня и граф настороженно вслушивались в происходящее на улице. Резня в предместье не прекращалась несколько часов и стихла лишь к рассвету. Прерывистый сон, голод, шум городских беспорядков – ночь превратилась для Андромеды в бесконечный кошмар. Лишь с рассветом сон отступил, а мысли стали спокойнее.