И это, действительно, я. Они рады меня видеть, они таращат глаза. «Ведь ты же за границей». Но их лица как будто подергиваются такой гусиной кожей прозрачного и веселого страха. Теперь уже им и мне все ясно: нас точно арестуют.
Мы заклиниваем дверь стулом. Кто же первый будет спускаться по водосточной трубе? Это надо еще решить. Бросить жребий, а окно уже открыто. Я говорю: «Жребий бросайте, я последний». Никто не спорит. Один за другим друзья мои исчезают в окне, жребий – это были две спички. Одна длинная, одна короткая, одна целая, одна сломанная. С той стороны топот шагов, удар по двери, другой, будто удар в висок. Выстрел. Я шарахаюсь в сторону, я отхожу от окна. И вот слышу спиной, как взламывают дверь. Напирая плечами, разбегаясь и усердствуя, вот они таранят, таранят эту дверь, заклиненную стулом.
Я стою у последних парт, и мне грустно, я чувствую острую живую грусть за моих друзей, какую-то благодарную грусть. Они из-за меня собрались, рисковали собой, своей жизнью, своими женами, ведь мы уже все взрослые, и у многих семьи. И никуда я не убегаю. И вот здесь тогда возникает чувство, самое четкое за весь этот сон – чувство не той реальности. А дверь поддается напору, она треснула. Преследователи врываются, а я подхожу к окну, я к ним спиной, выглядываю в окно, на улице никого. Пусто.
Я поворачиваюсь, и вразброс среди парт стоят они же. Мои друзья. Только одетые в офицерскую форму. «Вы нарушили закон неприкосновенности государственных границ, так что будьте добры следовать за нами.»