– Ваш гениальный план, – в голосе девушки звучало немало сарказма, – успешно срабатывает. Я имею навар, в виде цветка с редким названием. А вы, если не будете лопухами, сможете заполучить вашего математика тепленьким.
– Спасибо, Орха! Только ты очень мне не нравишься.
– Это чем же, Вик?
– А ты не понимаешь?
– Понимаю. Алик! Сходи к Ирочке, скажи ей пару комплиментов. Что-нибудь про бездонные глаза и богатый внутренний мир. Нам, как ты видишь, нужно с Виком обсудить проблемы взаимопонимания.
Орхидея явно напрашивалась на скандал. Алибек молча поднялся и ушел за перегородку. Девушка щелкнула пальцами. Послышался звук сервомоторов. Здесь не было никаких роботов, только простейшие механические системы. Через пять секунд закуток отделила звуконепроницаемая стена.
– Так что ты понимаешь, Вик?
– Что тебе перестал нравиться спектакль, который мы разыгрываем для единственного зрителя – Артура Корня.
Девушка молчала, ожидая продолжение.
– И это случилось оттого, что тебе начал нравиться сам Артур Корень.
Орхидея по-прежнему внимательно смотрела в лицо Виктору. Но тот замолчал, и девушка поняла, что он сказал все.
– У тебя это называется нравиться? Он снится мне вторую ночь напролет! Я вспоминаю его руку на бедре, и меня в дрожь бросает! Я сейчас разговариваю с тобой, а думаю о нем! Да я влюблена в него, как кошка! Так бывает?
– Бывает. Очень редко, но бывает. Только в чем проблема? Нравится парень – он твой, делу это не помешает. Мне кажется, – Виктор кивнул в сторону цветка, – он тоже в твою сторону неровно дышит.
Тим, конечно, друг. Хоть и старше намного. С детства так повелось.
– Послушай, дядя Витя, мудрый и всепонимающий. В отцы мне годящийся…
– Да брось ты! Всего на шестнадцать старше.
– В шестнадцать лет Гайдар полком командовал. А дочку сварганить в эти годы любой гайдаровец сможет! Так вот, дядя Витя, в отцы мне годящийся. А временами, чего там таить, отца и заменявший! Скажи мне, дядя Витя, зачем же вы сделали из меня последнюю подзаборную…
Тим вскинул голову. Ну и термин подобрала Орхидея! Сейчас не двадцать первый век, когда люди не хотели понимать, что мат вреднее для головы, чем никотин для легких. Все серьезно. По-настоящему.
– Что ты говоришь! Ты же сама прекрасно знаешь, ничего не было!
– Я-то знаю! А он? Скажи мне Вик, что знает он? А?