Но что-то пошло не так, что-то не срослось. Сидя в кресле установки, вместо работы с данными Миша провалился в пугающие реализмом исторические галлюцинации. При том совершенно не отдавая себе отчёта, что никакой он не ополченец смоленского воинства, а инженер передовой технологической компании. Это было странно, дико и пугающее правдоподобно.
Дверь распахнулась, и на пороге появился Мишин сосед. Нескладный, рыхловатый Генка, предпочитавший, чтобы к нему обращались Геннадий Валентинович. Сосед открыл шкафчик и достал какую-то папку с файлами.
Потом окинул товарища взглядом, поправил на переносице очки и спросил:
– Что, Мишаня, не в духе? Вот и мы не рады. Из-за твоего обморока целый день работы лаборатории насмарку. Что с тобой стряслось, не хочешь объяснить?
Михаил угрюмо вздохнул и отвернулся к стенке. Знал, если Генку игнорировать, тот сам отстанет. Мише было не до него. Отчего-то в памяти снова всплыло копьё польского гусара, бьющее в бок, боль, и мысль, что он умер, это конец!
Но Генка отчего-то не уходил. Потоптавшись на пороге, он сделал несколько шагов к Мишиной кровати. Михаил не видел его, но внезапно, головой и телом ощутил какую-то опасность. Бессознательную жуть! Волосы на затылке шевельнулись, тишина стала звенящей.
И в ней отчётливо прозвучал чужой ледяной голос:
– Naprawdę myślisz, że to koniec, Panie? (Действительно думаешь, что это конец, пан?)
Совершив немыслимый кульбит, Мишка слетел с кровати. Он отшатнулся в сторону и, подхватив с пола стул, выставил его перед собой.
– Что?!
Генкины очки зловеще мерцали в свете лампы, а на лице залегли мрачные тени. Но прошёл миг, и лицо соседа вновь приняло знакомый облик. Теперь оно даже казалось растерянным.
– Я спросил, ты точно завтра будешь в порядке? Хотя уже в этом не уверен…
Михаил потряс головой, отгоняя наваждение. Нет, перед ним определённо стоял сосед Генка.
– Да, – скрывая дрожь, Мишка деликатно вернул стул на место. – Завтра всё будет хорошо. Я просто перенервничал, пройдёт.
– Чудишь! Не нравится мне это… – с опаской бросил сосед и, ещё раз окинув Михаила взглядом, быстро, бочком вышел из комнаты.
Спустя минут десять на улицу выбрался и Михаил. Он решил пройтись по вечернему лагерю. Холодный воздух освежал, делая мысли собраннее и яснее.
«Что это было? – снова и снова спрашивал себя Миша. – Очередной фортель моего сознания? Генка на самом деле говорил по-польски, или мне привиделось? Да нет, не может быть!»