– Самое прекрасное после такой неистовой бури – это ослепительное сияние солнца и яркая радуга на небе. Не хочу пропустить этот момент утром.
Она достала из кармана, спрятанного в широких складках платья, круглый серебряный колокольчик, прикреплённый к шелковой нити. Откликнувшись на тихий звон, в покои вошла тень.
– Что вам угодно, госпожа Цесра?
– Принеси мне, пожалуйста, горячий чай и сладости.
– Будет исполнено.
Тень исчезла, растворившись в полумраке покоев. А жрица продолжила наблюдать за разгулом стихий.
Дождь лил, стуча по красно-фиолетовой черепице. А ветер в своих резких порывах ударялся об окна и ставни.
Всю эту ночь, вплоть до раннего утра, жрица провела на разложенных на полу разноцветных подушках, погрузившись в глубокий сон под перекрикивание бушующих в своём споре стихий.
Как только чёрно-синяя полоса на горизонте перешла в тонкую палево-голубую линию, в небе наконец всё улеглось, и тучи растворились без остатка.
И наступила такая тишина, что не было слышно даже морские воды, что в привычном ритме накатывали плавными и низкими волнами на берег.
Посветлевшее небо провожало плохое настроение вчерашнего дня, а занимающееся зарево давало надежду на прекрасный день сегодня.
Пробуждение лунной жрицы было внезапным, словно ей больше нельзя было его откладывать, хотя обязанности наступившего дня не были спешными.
Цесра отодвинула в сторону дверь, отворила ставни, что складывались гармошкой, и огляделась снаружи.
Лунная жрица не спешила звать своих слуг, а вышла прямо на крытую террасу в своей длинной ночной сорочке. Её встретило ослепительное солнце, что только-только показалось своим краешком из-за сине-зелёного с бирюзовыми проблесками моря.
Было слегка прохладно, но эта прохлада была приятным вступлением к той жаре, что ожидалась с появлением такой ярко-алой зари.
Зависшая после шторма в воздухе прохлада быстро разгонялась теплотой солнечных лучей. Всё вокруг приходило в себя от ночного натиска бури. Всё оживало.
Цесра не удержалась и ступила босой ногой на каменную плитку дорожки, ведущей от её личных покоев через всю территорию храма. Она прошла несколько шагов, за ней потянулся асимметричный подол её ночного платья, вбирая в себя влагу с камня. Пряди распущенных волос, завитые мягкой волной, раскачивались в такт её движениям. Ей захотелось дойти до самого моря, но она не взяла с собой даже платка, чтобы покрыть им голову.