Наша троица не была подружками в том смысле, в котором обычно воспринимается это слово. Но мы ужились вместе в одном пространстве, а это, я считаю, уже половина успеха. А еще поддерживали друг друга ровно настолько, насколько каждая пускала в личное пространство. И тактично не лезли в душу. Я никогда не обсуждала приют, Люсия – семью, а Анна – шрам от сорванного брачного браслета на руке.
Поэтому врать девочкам мне не нравилось, тем более что помочь они всегда пытались искренне. Но сейчас пришлось соображать быстро.
К счастью, жизнь в приюте научила меня выкручиваться из неприятных ситуаций филигранно, честными глазами смотря в лицо матери настоятельнице.
– Натерла руку мазью от растяжения, – ответила я Анне. – Пусть впитается, я потом перемотаю сама. Или тебя попрошу.
– Смотри сама, – пожала плечами соседка. – Но лучше сходи в лазарет и не занимайся самолечением.
– Хорошо, – покладисто согласилась я и удрала из комнаты, пока мне не задали еще какой-нибудь неудобный вопрос.
И вот я снова вернулась к проблеме сокрытия этой несчастной метки.
– Шагран! – окликнул меня какой-то взъерошенный первокурсник. – Шагран!
– Что? – мрачно спросила я, когда парнишка меня догнал и, согнувшись пополам, пытался восстановить дыхание.
– Господин… господин… господин ре…
– Господин ректор что? – раздраженно переспросила я, буквально чувствуя, как в столовой съедают последний кусок моей любимой колбасы.
– Господин ректор просит тебя к нему зайти! – выпалил парнишка, резко разогнувшись.
– Когда? – мрачно спросила я, поняв, что завтракать мне сегодня придется в лучшем случае в обед.
– Прямо сейчас!
А то, может, и в ужин.
Похвалив первокурсника за оперативность, я развернулась в другую сторону и с чувством полной безысходности отправилась в ректорат.
К сожалению, в администрации нашей академии я бывала часто. К счастью, не из-за своих проблем. Я была старостой своего курса, так что маета с двоечниками и хулиганами, головная боль организационных мероприятий и просто любой чих, который нужно было донести до студентов, проходил через меня. За это я получала приличную надбавку к стипендии, снисхождение от педагогов и дергающийся глаз от посещений кабинета ректора.
Но до сессии было далековато, никаких новых приказов канцелярия академии не выпускала, да и за последние сутки ни одной драки или попойки замечено не было. То есть, фактически, повода для столь срочного вызова меня на ковер не имелось.