Он хотел заговорить с ней, но что сказать? Он помнил, как легко когда-то доверял, как открывал душу нараспашку, а потом… «Не верю в это», – хотелось крикнуть ему.
«В этой картине есть одиночество и надежда», – произнесла она, и её голос коснулся его сердца, как лёгкий ветерок.
Эмма обернулась, и в её глазах он увидел нечто… Искренность? Или просто умелую игру? Вокруг них раздавались жаркие разговоры, но они словно оказались в своём собственном мире.
Они познакомились на выставке, где её страстное обсуждение Набокова зажгло в его сердце искру. Она была не просто красивой, но и умной, что добавляло ей притягательности. Он не понимал, что в ней находил.
Свидание в джаз-клубе обещало быть рискованным. Вспоминая её смех, он осознавал, что настоящая любовь может сделать его счастливым, но также и разбить сердце – так же, как это было в прошлый раз.
Перед зеркалом, выбирая галстук, он боролся не только со страхом, но и с желанием поверить в чудо. Но отражение в зеркале казалось ему отчуждённым. Он осознал, что любовь – это лишь шанс на что-то большее.
Забытые сомнения. Его любовь к Эмме. Если она истинная, то бесценна.
Заиграла музыка, заглушая его мысли. Он закрыл глаза, представляя их танец, ощущая кожей звук саксофона. Страх и надежда смешивались в его сознании.
Он не просто влюблён. Он жив, чувствует, дышит.
Любовь – как парфюм: дурманит, но может оставить после себя лишь головную боль. Готов ли он к риску?
В этот момент в его сознание вспыхнуло: любовь – это путь к себе и возможность потерять себя.
Звонок в дверь, пронзительный, как удар сердца. Эмма. Он не знает, что увидит в её глазах, но понимает: пора открывать дверь и делать свой выбор.
Он глубоко вдохнул, прежде чем повернуться к двери. Будущее было неясным, но он был готов рискнуть.
Ненависть
Лишь пустошь там, где жизнь цвела,
И ненависть во мне росла.
Несправедливость – ржавый гвоздь,
В душе осталась только злость.
Истерзан криком, болью сжат,
В зеркальном мире – мертвый взгляд.
Но в тишине, в кромешной мгле,
Быть может, проблеск есть во мне?
Тишина в его квартире – вой, сковавший время. Оливер стоял у окна, глядя на пустой сад. Яблони, когда-то дарившие тень отцовскому смеху, теперь стояли, будто надгробия. Пепел покрывал всё: пепел несправедливости, горя, ненависти.
Он помнил лицо матери. Измученное, с осунувшимися скулами, а в глазах – бесконечная печаль. Она сломалась, когда отца посадили. Обвинение – фарс, ложь, выдумка. Отец, честный, его опора, пал жертвой системы.