– Ну конечно. Ведь ты же *слышишь* их, да?
Я слышал.
Они звали меня по имени.
Где-то за стеной что-то упало.
Не упало – *приземлилось*.
Хозяин резко выпрямился. Его плащ зашелся волнами, и на мгновение я увидел, как под тканью *шевелятся* сотни ртов.
– Ты привел их сюда?!
Я медленно повернулся.
Дверь таверны распахнулась.
На пороге стоял ребенок.
Бледный. Голый. С пустыми глазницами, в которых копошились черви.
– Элиас, – сказал он. Его голос был как скрип несмазанных колес. – Мы нашли тебя.
Я выхватил кинжал – лезвие, выкованное из кости *первого* ангела, которого я убил.
Ребенок засмеялся.
– Ты забыл? – Он сделал шаг вперед. – Ты *дал* нам свои глаза.
Я ощупал лицо.
Под повязкой было пусто.
Хозяин таверны завыл. Его плащ рванулся в стороны, и кожаные лоскуты взметнулись, как крылья.
– ВЕЙЛ, ТЫ ПРОКЛЯТ!
Я знал.
Я знал с того дня, когда вырвал себе глаза, чтобы не видеть *их* мира.
Но они все равно пришли.
Ребенок протянул руку.
– Пора домой, папочка.
Я вздохнул.
И шагнул вперед.
Его пальцы коснулись моего запястья. Холодные. Гладкие. Как мрамор, выточенный в глубинах склепа.
– Ты же помнишь договор? – прошептал ребенок, и черви в его глазах замерли, будто прислушиваясь.
Я помнил.
Десять лет назад я стоял на краю Бездны Голодных Звезд и торговался с тем, у кого не было имени.
– Жизнь – в обмен на семь сердец, – сказало Оно тогда. – Семь душ, которые не смогут найти покой. Семьангелов, которые будут звать тебя в темноте.
Я согласился.
Потому что смерть – это слишком просто. А я хотел *выжить*.
Ребенок сжал мою руку.
– Ты собрал только шесть.
За спиной раздался треск.
Хозяин таверны *разрывался* – его плащ распался на клочья, обнажив то, что скрывалось внутри: сотнисросшихся ртов, зубов, языков, шепчущих на забытых наречиях.
– ОНИ ВСЕ ЗДЕСЬ! – завопили они хором.
Потолок затрясся. С балок посыпалась труха, а затем – *кости*.
Маленькие. Белые.
Куриные?
Нет.
*Детские.*
Они падали, как град, и там, где кости касались пола, из щелей поднимались *тени* – низкие, сгорбленные, сдлинными пальцами, скребущими древесину.
– Семь, – повторил ребенок. – Где последнее сердце, Элиас?
Я отступил к стене.
Кинжал в моей руке дрожал.
– Ты знаешь, – прошипел я.
Ребенок наклонил голову.
– Да. Но ты должен сказать это сам.
Тени приближались.
Хозяин таверны уже не кричал – он *расползался*, как гнилой плод.