Я сел за первую парту к Скобцевой, на Анино место. Ани не было, да я и не ожидал, что она придёт. Вошла Мамель. Класс зашевелился. Вчерашний успех, как я успел заметить, народ окрылил и даже сдружил немного. Все наперебой вспоминали, как волновались и радовались. Мамель заулыбалась, раскраснелась. Потом, перекрикивая класс, сообщила, что оргкомитет с ней уже связался и второго января нам нужно будет прийти в мэрию на собрание победителей. Там нам расскажут о призах и наградах. Мамель, понизив голос, сообщила по секрету, что, скорее всего, призом будет какая-нибудь частично оплаченная поездка.
– Так всегда делают, – объяснила она, – первые места получают стопроцентную скидку, а вторые и третьи – частичную. Если будет недорого, мы вполне можем поехать.
После классного часа я попросил Мамель высадить меня у рынка, потом дождался тридцатой маршрутки. Пока ехал, получил от Мамель эсэмэску «спроси про платье». Вышел на Комсомольскую площадь, сел на спинку раздолбанной лавочки, с ногами на сиденье, напротив Аниного дома, сижу, думаю. Что ей сказать? Мне вдруг показалось, что занавеска на Анином окне шевельнулась. Я уже собирался встать и уйти, как вдруг из ворот вышла Аня. В руках у неё были две дымящиеся кружки. Она перешла дорогу, подошла ко мне, сунула мне в руки кружку с чем-то мутно-зелёным и села рядом на спинку скамейки. Я принюхался. Пахло вкусно.
Аня сказала:
– Йерба матэ, чай такой парагвайский, с молоком.
– Это который в тыквах подают?
– Ну да, в калабасах, только у меня их нет.
– Ладно, и так сойдёт. Главное, горячий.
– Да, холодно.
– Вкусно! Класс! Новый год скоро. С кем встречать будешь?
– С мамой и дядей.
– Дома?
– Да.
Сидим, молчим. Аня вдруг поставила кружку на сиденье, достала из кармана смятую тысячную купюру, протянула мне.
– Вот, я отвезла платье в прокат, хотела доплатить за просрочку, а там сказали, что твоя мама уже заплатила. Передай ей.
Я взял деньги, повертел в руках, придумывая повод, чтобы отказаться, зная, сколько Аня зарабатывает в своём «ланселоте», но ничего не придумал, просто положил купюру в карман. Ничего, найду способ, как ей их вернуть. Чья вина, что она вчера сбежала, как Золушка с бала? Моя, конечно.
Я рассказал ей о предстоящем собрании в мэрии. Она выслушала, вяло изобразив радость. Потом мы вдруг заговорили одновременно: