Ольга Петровна, пока распечатывала нам задания, поставила на английском отрывок из «Гарри Поттера» с субтитрами. Слов много незнакомых. В некоторых местах я просто догадывался, потому как в детстве поттериану очень уважал.
Вышли с Лозовой с урока, говорю:
– Детский сад этот Гарри Поттер.
А она так серьёзно:
– Нет, ты не прав.
– Почему? – спрашиваю.
Говорит:
– Я «Поттера» не очень люблю. Но это не просто сказка. Может, сначала, в первых книгах и сериях, это и было сказкой. Но потом стало жестокой правдой. Помнишь, – спрашивает, – как в последней серии, когда уже всё плохо, Гарри и Гермиона танцуют в палатке под радио?
– Ну, – говорю, – помню.
– А помнишь, что это за песня?
Ну откуда мне знать!
– Ник Кейв, – говорит, – «О, чилдрен»1. Ведь не случайно последняя битва происходит в школе, и сражаются на ней подростки, практически дети. Это, – говорит, – символично очень. Дети идут на смерть, потому что зло всегда первым делом метит в них.
– Ну, – говорю, – окей, ладно.
Разошлись по домам. Дома я скачал эту самую «О, чилдрен». Послушал один раз. А потом ещё раз пятнадцать. Стоял в ванной, смотрел на себя в зеркало. Да, правда всё это. Мы маленькие, потерянные, недолюбленные, с дырками в наших крохотных сердцах. Что вы с нами сделали, взрослые? Что ты со мной сделала, мама?
28 октября
Тэги: БАГИ ИГРЫ ПОД НАЗВАНИЕМ «ЖИЗНЬ»; МОЯ СЕМЬЯ И ДРУГИЕ ЖИВОТНЫЕ
Я, конечно же, как всегда заболел перед самыми каникулами. Ночью резко отекло горло, так что вздохнуть было тяжело. Не спал, смотрел в окно и думал: н-д-д-а, чудишь ты, Мартыновский. Это я не о простуде, конечно. Утром пришла Мамель, потрогала губами мой лоб, растворила в воде какие-то, по её словам, чудодейственные капли. Действительно, легче стало. Мамель притащила мне сонного и недовольного Клаксона. Тот залез мне на живот, долго топтался – лечил, потом улегся рядом, гудел под боком.
Мне было семь лет, когда я вот так же заболел, летом, перед самой школой. Только тогда было намного хуже. Врачиха участковая лишь головой качала, хотела меня в больницу отправить. Родаки не дали, сразу позвонили тете Вике: тогда в детском отделении дети по двое на койках лежали, из-за эпидемии. Мамель сбивала температуру на час-два, потом я опять начинал гореть и метаться. Тетя Вика делала мне уколы, Дэд меня в уксусное полотенце заматывал и сам, по пояс голый, держал в ванной над паром. С тех пор запах уксуса ненавижу. Я долго выздоравливал, целых полгода. В школу пошёл только через год, в восемь.