Они шли по коридору, который казался бесконечным. Стены были гладкие, без швов, покрытые чем-то похожим на темно-зеленое матовое стекло. Свет исходил не сверху, а из как будто из самого воздуха – ровный, без мерцания, без источника. Пространство не шумело, не дышало. Оно просто было.
– Здесь странно пахнет, – сказала Лена. – Не могу понять чем.
– Памятью, – отозвался Соколов. – Или тем, что от неё осталось.
Крылов коснулся стены пальцами. Поверхность отозвалась мягкой пульсацией, и вдруг на миг он увидел себя – не здесь, а там, в далёком кабинете участкового, в полумраке и одиночестве, как будто из зеркала на него посмотрел человек, которого он давно перестал вспоминать.
– У каждого здесь будет что-то своё, – сказал Василич. – Это Зеркальная Школа. Она учит тому, что ты скрываешь от себя самого. Воспоминаниям, которые ты бы хотел заменить другими.
– Значит, здесь нас ждёт экзамен? Типа ЕГЭ? – усмехнулся Хромов.
– Нет, – покачал головой Василич. – Тут вас никто не спрашивает. Здесь – только вы и ваше отражение.
Коридор начал разветвляться. Узкие коридоры уходили вбок, словно приглашая свернуть. В одном из таких они увидели женщину. Она стояла к ним спиной и смотрела в стену, будто ждала ответа. Когда Лена окликнула её, та не отреагировала. Только губы двигались – будто она шептала что-то самой себе, снова и снова.
– Кто это? – спросила Юлия.
– Та, кто осталась, – тихо сказал Василич. – Захотела быть услышанной, но не уточнила, кто будет её слушать. Теперь говорит в стену.
– Мы можем ей помочь?
– Не здесь. Здесь любое вмешательство делает только хуже. Это как трогать отражение в воде – подернется рябью и замутится.
Они пошли дальше. Пространство менялось. Стены исчезли, открылся зал, похожий на аудиторию. Десятки людей сидели за партами, глядя на доску, на которой не было ничего.
На возвышении перед доской стоял преподаватель. Молодой, в идеально выглаженном костюме. Его лицо было странным, не запоминающимся, черты лица будто ускользали от внимания. Он говорил быстро, уверенно. Но слова были… пустыми. Хромов прислушался – и понял: его речь была построена так, чтобы не вызывать вопросов. Только вызывать ощущение правильности.