Другая бы на месте моей бабушки бросилась с прибрежных скал. Заряна, как говорили, продемонстрировала истинно княжеский характер: последовала совету моряков, направилась во дворец, переполошила тогдашнего наместника провинции и заставила его не только дать ей приют, но и отправить посланника к жениху. Через некоторое время в Тайез прибыл представитель эмира. Он посмотрел на девушку… и сообщил, что жених от нее отказывается.
Эмирскому представителю не понравилось, что невеста побывала в руках сначала пиратов, а потом моряков. Мало ли, а вдруг уже порченая? Свиту ее перебили, драгоценности как военная добыча успели перекочевать в казну наместника. Сама по себе княжна была эмиру неинтересна – красавиц в мире много, из-за одного лишь привлекательного личика отправлять свою армию на край света, чтобы помочь далекому князю, не хочется. Отказ обосновали тем, что никто не может доказать, что Заряна – это в самом деле Заряна, а не какая-то другая девушка, которая выдает себя за илавийскую княжну. Словесному описанию она, может, и соответствует, но точный живописный портрет эмиру никто не отправлял. Связываться с князем слишком долго, поэтому жених снимает с себя все обязательства и разрешает невесте отправляться домой.
Только деньгами он при этом снабдить ее забыл. Они же ничего друг другу не должны? Не должны. Вот и разговор окончен.
Заряне вновь повезло. А может, она была предприимчивой женщиной, поэтому догадалась очаровать молодого неженатого лорда, которого встретила во дворце. Дед, во всяком случае, клялся, что полюбил бабушку, как только впервые увидел ее, сидящую у фонтана внутри крепостных стен. Да полюбил так сильно, что ему оказалось плевать – княжна перед ним или обманщица, есть у нее деньги или нет, порченая она или до сих пор девственница.
Бабушка оказалась хорошей женой. Родила деду трех детей, хоть до взрослого возраста и дожил только один, помогала на плантациях, всегда горой стояла за семью. На ее репутации не нашлось бы и пятнышка. Возможно, так она старалась компенсировать то, что дед, женившись на ней вместо любой другой сенавийской аристократки, ничего не приобрел. Разумеется, к ее отцу-князю отправили с торговым караваном письмо с новостями о том, где его дочь, и предложением наладить родственные связи. Но то ли караван не дошел до Илавы вообще, то ли князя успели к этому моменту свергнуть, то ли он махнул рукой на дочь, которая не принесла задуманной выгоды, – я не могла вспомнить, чтобы прадед из Илавы хоть что-нибудь ответил на послание. Существовало ли оно вообще?