Он был ходячей энциклопедией: его мозг, модифицированный для хранения данных, вмещал эксабайты информации. Каждый жест, каждое слово Айзека выдавали расчётливый ум, отточенный для анализа и стратегии. В канцелярской работе он не знал равных: схемы, отчёты, тактические модели – всё раскладывалось в его сознании по полочкам, как детали сложного механизма. И даже сейчас, нервно перебирая пальцами край мундира, он казался не человеком, а воплощённым алгоритмом, готовым выдать решение в любой момент.
– Капитан, опоздание на совещание с Райхертом может стоить вам должности. Вы припозднились.
– Десять напоминаний, Айзек. Ты решил, что я их не видел? – ответил он, стараясь скрыть раздражение.
– Вы склонны игнорировать напоминания, сэр, – пальцы помощника нервно постукивали по планшету.
– Только когда они касаются бюрократической ерунды, – отрезал Эмерик, сжав челюсть, и в очередной раз задался вопросом: Помощники созданы для поддержки, но Айзек… Может, он прав? Или это я слишком вспыльчив после вчерашнего вечера?
Они молча зашли в скоростной лифт, который за считанные секунды доставил их на верхний этаж. Холл встретил их огромными окнами, открывающими панораму города. В центре зала висел макет Солнечной системы – голографическая проекция, парящая в воздухе. Планеты, выполненные в серебристо-зелёной гамме, медленно вращались вокруг светящегося ядра Солнца, а крошечные корабли-маркеры, обозначающие военные базы, пульсировали рубиновыми точками.
Эмерик и Айзек проследовали к залу совещаний, минуя работников, собравшихся у прозрачной перегородки с картой секторов. Когда они проходили мимо, сотрудники замолчали, провожая их взглядами.
Перед входом капитан оставил Айзека и переступил порог. Комната была выдержана в строгой геометрии линий и углов. Стены, пол и потолок сливались в монохромной гамме серого графита и угольно-чёрного. Единственным нарушением этой минималистичной симметрии были огромные окна-софиты, врезанные в потолок. Через них лился солнечный свет, рассеиваясь в воздухе и превращая пространство в подобие аквариума, где каждый жест был на виду.
В центре зала стоял круглый стол из чёрного полированного сплава. Он был окружён восемью креслами. Но, несмотря на технологичность, комната казалась пустынной: голые стены без украшений, лишь за спиной Эмерика главным символом власти был герб космического флота, висевший над дверью. Он представлял собой круглый щит, стилизованный под орбитальную траекторию. Внутри, на фоне голограммы Земли, мерцали золотые линии орбит, соединяющие колонии – тонкую паутину контроля. Планету обвивал серебряный лавровый венок – символ непоколебимой власти Совета. Ниже, у подножия щита, застыли силуэты мужчины и женщины в экзоскелетах с горделивыми позами, а за их спинами – терраформированные ландшафты: красные пустыни Марса и ледяные равнины Европы. Под гербом светилась надпись: «Ex Umbra Consensus – Astra».