Его ноготь впился в стол, оставляя царапину, словно он пытался выцарапать своё превосходство, и прошипел:
– Совет закрывает глаза на твои ошибки, но долго это не продлится.
– Но я здесь. А ты всё ещё пытаешься доказать, свою компетентность, – ответил Эмерик, и его губы тронула лёгкая улыбка.
Неизвестно, чем закончилась бы эта перепалка, если бы дверь зала совещаний не открылась с громким шипением. В комнату вошёл адмирал Аккольти – немолодой мужчина с грубыми чертами лица и седыми висками. Его эполеты были украшены тремя звёздами, что выделяло его среди остальных капитанов. Адмирал окинул всех не самым добрым взглядом, но промолчал. Было видно, что и он сам был не в восторге от сложившейся ситуации. До этого момента он фактически был самым главным лицом в системе, не считая Совета, разумеется.
Следом за адмиралом Аккольти в зал совещаний вошла высокая, жилистая фигура в экзоскелете из чёрного металла. Каждый шов костюма был идеально подогнан, а поверхность отражала свет, словно впитав саму тьму. На голове – гладкий овальный шлем, матовый и глухой. Сквозь его поверхность мерцали крошечные огоньки – сенсоры, заменявшие зрение. От шлема к шее спускались провода, сливаясь с экзоскелетом в единый механизм. Эмерик видел этот костюм лишь мельком вчера. Но вблизи он производил невероятное впечатление – сплав силы, науки и чего-то почти мистического.
Все присутствующие встали и отдали честь, их движения были резкими, почти механическими, будто они боялись сделать что-то не так. Рихтер фон Райхерт замер, его взгляд скользнул по собравшимся. Затем он кивнул, разрешая сесть. Его жесты были плавными, точными, словно рассчитаны заранее.
О Рихтере ходили разные слухи. Говорили, будто он никогда не снимал костюм. Одни приписывали ему якобы такое количество лет, что жизнь в нём могла поддерживаться только искусственно. Некоторые считали, что он вовсе не человек, а тайно созданный разумный андроид на службе Совета. А вот слухи о наследственном уродстве жили вопреки логике – людям хотелось верить, что даже в эпоху генной коррекции есть нечто, чего нельзя исправить. Но все сходились всегда в одном – впечатление он производил неизгладимое.
– Думаю, не вижу смысла представляться, – произнёс Рихтер. Его механический голос, лишённый интонаций, резал тишину. – Я изучил ваши досье. Но что вы из себя представляете…– сенсоры на шлеме медленно скользнули по залу, —нам ещё предстоит узнать.