– Вы как спутник с отключённым двигателем, Аккольти: вращаетесь на орбите, но не способны влиять на курс.
– Если я вам не нравлюсь, так и скажите! – выпалил Аккольти, лицо его пылало.
Рихтер молчал несколько секунд. Его шлем оставался непроницаемым, но казалось, будто он сканирует адмирала взглядом.
– Адмирал, я не делю людей на «нравится» или «не нравится». Это удел глупцов. Человек может быть либо полезен, либо нет. – Он указал на Эмерика. – Вот – полезен. А вы – бесполезны, Аккольти.
Цилий Лиув поднялся со стула. Он перевёл взгляд с Эмерика на Рихтера.
– Райхерт, ваши полномочия не абсолютны, – произнёс он и сделал паузу, а затем уже мягче продолжил: – Мы знакомы дольше, чем живут многие. Ты всегда видел дальше других, но сейчас… – В его голосе зазвучала горечь. – Не позволяй подозрениям затмить разум. Ты ищешь врагов там, где их нет.
Рихтер замер. На мгновение Эмерику показалось, что пальцы командующего дёрнулись, словно он хотел сжать рукоять несуществующего оружия.
– Капитан Имре, жду вас в своем аэрокаре.
Резко развернувшись, Рихтер вышел – его экзоскелет зашипел, будто внутренние системы перегревались от сдержанной ярости. Аккольти окинул взглядом оставшихся. Особенно подозрительно всмотревшись в Эмерика – он продолжал не верить его словам. После чего молча ушёл вслед командующему.
Цилий добродушно посмотрел на Эмерика.
– Присмотрите за ним, – тихо попросил он— Мой друг, иногда бывает чрезмерно деспотичен. Он никогда в этом не признается, но события на Альфа Центавре не прошли для него бесследно. Понимаете, Рихтер живёт войной. Такой человек, как он, просто не умеет останавливаться. Я переживаю за него.
Эмерик нахмурился, чувствуя, как в душе борются противоречия.
– Я не считаю похищения выдумкой. Я видел лабораторию своими глазами.
–Я в этом не сомневаюсь – ответил Цилий, его голос был мягким— Но не стоит видеть вещи так, как их представляет вам Рихтер. – Он положил руку на плечо Эмерика. Прикосновение было тёплым, почти отцовским. – Главнокомандующий тоже может ошибаться. Поверьте, я знаю.
Цилий ещё раз взглянул на Эмерика; его губы тронула лёгкая улыбка, а затем он вышел из кабинета. Капитан остался один. Свет ламп отражался в чёрной поверхности стола, превращая его лицо в непроницаемую маску. Боль в боку за пульсировала в такт мыслям: «А если Цилий прав?»