– Вам сколько лет? – спросил он.
– Пятьдесят два.
– Вы хорошо сохранились.
– Спасибо.
– Мне девяносто четыре.
Цифра меня ошарашила. Да, он действительно походил на скелет, обтянутый кожей, но больше семидесяти я ему никогда бы не дал. А тут плюс четверть века…
– Думаю, вам можно доверять в таких вопросах, – согласился я.
– О да, молодой человек. Мне можно доверять во многих вопросах.
Я скинул одежду, сходил к морю, окунулся. Вернулся на берег, вытерся рубахой, снова уселся на камни. Сердце колотилось, солнце девочкой льнуло к груди.
– Я так понимаю, вам до сих пор интересно жить? – спросил я.
Скорее для того, чтобы польстить ему, сделать приятный полдень еще приятней.
– Нет. Мне не интересно жить. Мне страшно умирать.
Он сделал несколько больших глотков. Улыбка ушла с его лица. Красная капля скатилась из уголка рта на костлявый подбородок. Он почувствовал, стер ладонью.
– Мне страшно, – сказал, глядя в море, пустое до самого горизонта.
Я что-то интуитивно понял о нем, лег на спину и сквозь прикрытые веки стал смотреть на небо.
– Я очень нехороший человек. Очень. Но судьба, уж не знаю, за какие заслуги, послала мне в жены лучшую из женщин. Она любила меня. Любила так, что, когда я уезжал в командировку на неделю или более, ей становилось плохо. Она болела, если не видела меня больше трех дней. Однажды я отправился в командировку на три недели, и она едва не умерла. Попала в реанимацию. День пролежала в коме. Я бросил все, приехал, она пришла в себя, как только я взял ее за руку и заговорил с ней. Открыла глаза и попыталась поцеловать мою ладонь…
Он отвернулся.
– Поцеловать ладонь… Понимаете? Мне… Он пошел к морю. Умылся.
– Я был отвратительным мужем. Отвратительным. Я не приносил в семью и половины зарплаты. Я считал своим долгом познакомить ее со всеми своими любовницами. Лично. Наверное, она догадывалась. Хотя… Не знаю. Мне кажется, она так любила меня, что не могла и заподозрить какую-то грязь с моей стороны. А там была такая грязь…
Щеки его словно бы еще более ввалились, глаза под дряблыми веками глубже запали. Кожа меж ребер истончилась так, что казалось, дунь ветер чуть сильнее – и порвется.
– Молодой человек, вы слышали, что, умирая, люди обретают всезнание?
Я не ответил, но ему и не нужен был ответ.
– Да, обретают всезнание. И теперь моя жена, умершая… уже довольно давно… знает обо всех моих любовницах, шлюшках, шлюшонках и просто случайных попутчицах. Понимаете, она знает обо всех. Она, любившая меня больше жизни. Как я смогу показаться ей на глаза? Как я смогу предстать перед ней? Я, покрытый помадой в несколько слоев… Весь в чужой слюне, в чужом поту, чужих слезах. Да, и в слезах. Не все романы были легкими и кончались безоблачно.