Наше внимание привлёк отблеск света, то и дело норовящий пробраться в глаза. Тот отражался от какого-то движущегося объекта, расположившегося вдалеке. Немного постояв, пощурившись и проверяя общее любопытство на прочность, мы направились в сторону загадки.
Чем ближе мы подходили, тем более примечательную картину мы наблюдали. Сперва это была подвижная, красно-коричневая точка, периодически поблёскивающая серебром. Затем из точки вырисовывался силуэт. Тот вращался вокруг повременно исчезающего металлического отростка.
Тогда я впервые почувствовал «что-то». Столь непривычное, но едва узнаваемое чувство, сковывающее всё, до чего могло дотянуться. Оно замедляло мой шаг, впрыскивая дозы сомнения, лишало крепости рук, вселяя толику неуверенности, и мешало сосредоточиться, раздувая тревогу ума. Это продолжалось всего один маленький миг, и, кажется, группа ничего такого не приметила. Крейг, как и прежде, вёл нас за собой, прижимая изрезанной ладонью родной скимитар. И если он не остановился, значит, точно ничего не случилось.
Некий человек, одетый в римскую тунику, размахивал острым гладиусом туда-обратно, пытаясь повторить разнообразные движения. Лезвие гладиуса, как и серебряный шлем центуриона, отражали солнечный свет, ослепляя нас через неравномерные временные промежутки.
Человек бил и колол, резал воздух, рубил то с плеча, то с боку. Уклонялся. Перекатывался. Менял стойки. Видимо, он вплотную нас не замечал. Проносились десятки комбинаций, сопровождаясь глубокими вдохами, выдохами и порою, барритусом[1] незнакомца. Гладиус продолжал свистеть, рассекая воздух.
Что-то кольнуло в правом колене. Я лениво перевёл на него взгляд, рассматривая неглубоко вошедшую стрелу. Так странно. Обычно стрелы предназначены для… чего? Колющее ощущение стремительно стихало, уступая место нарастающей вибрации. Для чего предназначены стрелы? Я пространно посмотрел на своего товарища в поисках ответа. Тот стоял с открытым ртом, пытаясь что-то сказать. Его глаза бегали из стороны в сторону с лихорадочной скоростью. Я хотел спросить, что его встревожило, но в горло словно залили кипяток. Затем я понял, что не могу ни пошевелиться, ни закричать. Мышцы спины сильно очерствели, и мир заблистал лиловыми красками. В следующий миг меня ослепило.
– Что это ты делаешь? – наконец не выдержал Крейг, делая шаг вперёд, одной рукой потирая глаза, а другой, что-то нащупывая за пазухой.