– Я, сколько ни стараюсь, не могу подобрать предметы, являющиеся для меня очень ценными.
Кант внимательно осмотрел каждую вещь.
– Да… – протянул он. – Трудно у тебя с «якорями». Тяжело будет вспомнить, что ты в игре, а причину, по которой ты в ней и кто создатель, и вовсе невозможно. Но есть в этом и свой плюс.
– Какой?
– Если у тебя такое отношение к материальному, то твои шансы стать големом сводятся к нулю.
– Мне казалось, наоборот, если я не привязана к предметам и не могу, ухватившись за них, понять, что это и есть «якорь», то я автоматически начинаю воспринимать игру как реальность, а значит, залипаю в ней и постепенно становлюсь големом.
– Ты немного неправильно поняла.
Кант взял со стола кружку. Покрутив ее в руках, он загадочно посмотрел на Эну.
– Что? Что-то не так? Этот предмет не подходит? – спросила она, приподнимая брови.
– Очень даже подходит… Очень.
Он резко ударил кружку о стол. От этого она превратилась в осколки, и в руке Канта остался лишь бублик ручки. Эна от удивления приоткрыла рот на вдохе и округлила глаза.
– Зачем? – спросила она. – У меня и так не хватает «якорей». Было уже пять. Оставалось найти всего один…
Девушка нахмурилась. Взгляд стал металлическим.
– Теперь мне снова придется искать что-то… – в ее тоне прозвучало раздражение. – Эти дурацкие предметы хоть немного для меня значимые!
Кант смотрел на нее с ухмылкой, но не с той ехидной ухмылкой, что унижает, а с той, с которой смотрят на неразумных, но очень милых котят. Его сердце наполнялось нежностью, совсем ему не свойственной. «Хорошо, – думал он, – что я пойду в следующую игру с ней. Она хоть и не слишком сообразительная, но однозначно имеет свое мнение и абсолютно независима. А это уже немало для успеха».
Эна в это время продолжала возмущаться, а в ответ на усмешку Канта и вовсе начала переходить на крик.
– Я сейчас все объясню, – прервал ее Кант. Девушка в мгновение перестала истерить и внимательно посмотрела на него. – Я разбил эту кружку по двум причинам. Первая: теперь эта кружка запомнится тебе лучше, ведь это вызвало у тебя такую бурю эмоций. Ну а вторая…
Кант замолчал на секунду. Эна пока обдумывала сказанное. Действительно, он был прав. Что связывало до этого момента ее и эту кружку? Просто добрые воспоминания детства, когда они всей семьей собирались у стола и после ужина пили чай. У мамы была элегантная фарфоровая чашка, очень хрупкая и тонкая, как и сама ее хозяйка. Похожая была и у старшей сестры Эны, абсолютно безуспешно пытавшейся копировать мать, ей для этого не хватало ни образования, ни манер. Отец – мужчина благородный, с тонкими чертами лица и маленьким детским подбородком – пил чай из довольно большой, но легкой металлической кружки, сплошь покрытой рисунками и буквами на непонятном языке. Толстостенная керамическая кружка Эны, особо ничем не выделяющаяся, имела лишь одно отличие от стандартных. Каждый день перед ужином Эна обычными акриловыми красками перерисовывала на нее один из символов с отцовской кружки, абсолютно не понимая их значения.