Маркус - страница 26

Шрифт
Интервал


Постепенно движения становились всё более плавными и уверенными. Ребята научились изображать не только буквы, но и целые слова. Они представляли, как буква "О" превращается в солнышко, согревающее землю тёплыми лучами, а «М» – в заснеженные горы, чьи вершины касаются облаков.

В конце урока дети встали в круг, взявшись за руки. Эля присоединилась к общему хороводу. Их пальцы переплелись, создавая живую цепочку, которая то сжималась, то расширялась под музыку. Они читали стихотворение "Майский вальс", сопровождая его движениями, и каждое слово оживало в пространстве, превращаясь в волшебный танец звуков и жестов.


Майский ветер в саду играет,

И сирень нам душисто поёт,

А весна, как в сказке чарует,

И теплом своим нежно зовёт.


На лугах цветы распустились,

Бабочки летают вновь,

И ручьи свои песни слушать

Приглашают нас повновь.


В небе птицы весело поют,

Солнце светит ярко с утра,

И весна, как добрый друг,

Дарит радость всем сполна.


Эля улыбалась, наблюдая за тем, как дети чувствуют музыку и речь всем телом, как их движения становятся всё более уверенными и грациозными.


Когда прозвенел звонок, ребята не спешили расходиться. Они ещё раз повторили свои любимые движения, их смех и радостные возгласы наполнили зал. Они обещали друг другу, что на следующем уроке научатся показывать ещё больше букв и превратят весь алфавит в волшебный танец. Ведь эвритмия – это не просто урок, это волшебный способ увидеть музыку и услышать движение, где каждый жест наполнен особым смыслом и красотой.

Убаюканная и окрылённая, Эля буквально плыла по воздуху, прокручивая в памяти лёгкий танец и предвкушая новую встречу с Марком.

На первом этаже у дверей в столовую она столкнулась с директором школы – Никитой Сергеевичем Жолобовым, которого за глаза иногда величали Хрущевым. Прозвище родилось из-за имени и отчества, однако старожилы вроде Нелли Максимовны любили припомнить псевдо-документальную историю о том, как на одном из августовских педсоветов Никита Сергеевич вдруг стащил с ноги туфель и колошматил им по трибуне, требуя коллег проявить сознательность в некоем вопросе.

Шесть лет назад Эля свято поверила в эту историю, но с течением времени подобное поведение перестало укладываться в её представлениях о директоре Жолобове.

Это был сорокалетний мужчина с военной выправкой и проницательным взглядом. Его крепкая фигура, облачённая в безупречно сидящий деловой костюм, излучала уверенность и силу.