Йосеф поперхнулся:
– Ты головой поехал?
– А почему нет? – Авигдор развёл руками. – Попроси денег. Хотя бы на приданое для следующей невесты. Все равно ведь все знают – тебя отшили из-за того, что ты не такой богатый, как хотелось бы Рувиму.
Йосеф задумался. Эрбиль – не Стамбул, все друг друга знают. Теперь за ним точно закрепится слава голодранца… Он встал, махнул рукой Авигдору и они пошли – благо ночь была месячная, звездная, ясная – видно было так, что хоть иголки собирай! Друзья шли по пустынным улицам, где шаги гулко отдавались от глиняных стен. Луна освещала дорогу – бледная, равнодушная.
– Вот, – Авигдор остановился в десяти шагах от груды камней, обрамляющих чёрный провал. – Я подожду тут.
Йосеф шагнул вперёд. Колодец был таким, каким и всегда, при свете дня: камни, поросшие серым лишайником, сгнившая верёвка, свисающая в темноту. Ни шёпота, ни джиннов.
– Сказки – пробормотал он.
Но вдруг… Холод. Не просто ночная прохлада – ледяное дуновение, будто ночью вы пустыне. И шум. Что-то задвигалось.
– Ты что-то слышал? – крикнул Авигдор.
Йосеф не ответил. Потому что в этот момент что-то заговорило. Не голосом. Не звуком. Слово возникло прямо в голове и на арабском: «Ya Yusuf bin Sim'an! Ma tabahath huna?» (Йосеф, сын Симона! Что ты здесь ищещь?) Хотелось закричать. Бежать. Но ноги будто вросли в землю.
Авигдор, не дождавшись ответа, нервно засмеялся:
– Ну что там? Что стоишь как вкопанный?
И морок рассеялся.
– Иди к чёрту, – хрипло ругнулся Йосеф и повернулся к другу. – Пить надо меньше. Пошли по домам.
3
Дом каббалиста, старого рабби Элиэзера, прятался в глухом переулке за синагогой. Йосеф постучал. Дверь открылась не сразу. Сначала из-за неё донёсся шорох, будто кто-то отодвигал тяжёлые книги, потом раздался старческий кашель.
– Кто там? Чего надо? – голос был хриплый, но твёрдый.
– Йосеф бен Шимон, ювелир. Прошу совета.
Дверь скрипнула. Показался сам хозяин, рабби Элиэзер.
– Заходи, но быстро. Скоро придут важные люди, а я не люблю, когда меня отвлекают по пустякам.
Внутри было тесно. Полки, забитые книгами в потрёпанных переплётах, сухие пучки трав, свисающие с потолка, и посередине – стол, заваленный пергаментами с непонятными знаками.
– Ну? – рабби Элиэзер уселся на табурет, жестом указав Йосефу на единственный свободный стул.