– Завтра будут Сора, – произнесло оно наконец.
Лазурь вздрогнула.
– Я не хочу их видеть.
– Но они придут. И ты знаешь, что должна сделать.
Она сжала кулаки. Под ногтями заструился синий песок.
«Почему я должна убивать, чтобы существовать?»
Море уже отступало, оставляя после себя лишь влажный след и горький вкус на губах.
Ночью ей приснилось, будто она разбирает стену из синего камня. Каждый кирпич – это часть её, и чем больше она вытаскивает, тем ближе слышит чей-то голос по ту сторону.
– Кто там? – крикнула она во сне.
В ответ – тихий шепот, похожий на её собственный.
А потом – жёлтый свет.
Она проснулась с одним вопросом, который сжигал её изнутри:
«Что хуже – убивать или исчезнуть?»
На рассвете она знала – сегодня она встретит Сора.
И сегодня она убьёт.
Она почувствовала их ещё до того, как увидела.
Тепло.
В этом мире не было тепла – только холодная синева, только шелест осыпающихся краёв. Но теперь воздух дрожал, будто сквозь него пробивалось солнце, которого здесь никогда не было. Лазурь подняла голову и впервые за долгое время испугалась.
«Они не должны быть такими… живыми.»
Тени двигались между обломками скал – плавные, как дым, но плотные, словно плоть. Сора. Их тела переливались от бледного медового до густого, почти оранжевого, и с каждым шагом за ними тянулся лёгкий золотистый след, как от рассыпающейся пыльцы.
Один из них остановился, повернулся к ней.
У него не было лица.
Но она знала – он смотрит.
Лазурь замерла. Правило было простым: не прикасаться к жёлтому.
Но правила не говорили, что будет, если жёлтое прикоснётся к тебе.
Сора приблизился. Его движение напоминало то, как вода обтекает камень – без усилия, без сопротивления. Он протянул руку (была ли это рука? просто отросток, форма без определения) и коснулся её ладони.
Боль.
Не огонь, не рана – что-то глубже. Как будто кто-то вырвал из неё воспоминание, которое она даже не помнила. Лазурь вскрикнула и отпрянула, но было поздно – там, где их кожи соприкоснулись, остался жёлтый ожог, и он расползался.
«Я заражена. Я заражена. Я заражена.»
Но Сора не атаковал. Он склонил голову (если это была голова) и издал звук, похожий на плеск волн в маленьком стакане.
Он смеялся.
И тогда она поняла – он не хотел ей вреда.
Он играл.
Остальные Сора окружили её, но не касались – просто кружили, как мотыльки вокруг света. Их тепло было странным: оно не согревало, а разъедало холод, которым она дышала годами. Лазурь чувствовала, как что-то внутри неё трещит.