«Почему они такие беззащитные?»
Один из Сора, поменьше, подкатился к её ногам и замер, дрожа. Его тело пульсировало, как сердце.
«Они даже не понимают, что я могу их убить.»
Море говорило: «Когда увидишь Сора – уничтожь.»
Но Море не говорило, почему.
Лазурь медленно подняла руку. Сора перед ней замер, будто ждал ещё одного прикосновения.
«Что я делаю?»
Её пальцы сомкнулись вокруг тёплого жёлтого тела.
Хруст.
Треск тонкого стекла.
Сора рассыпался у неё в руках, как песочные часы, перевёрнутые в первый и последний раз.
Тишина.
Остальные Сора не убежали. Они смотрели (как они смотрели без глаз?) на то, что осталось от их собрата – на золотую пыль, осевшую у её ног.
А потом…
Они запели.
Тонко, высоко, как ветер в пустых бутылках. Это не было ни скорбью, ни гневом.
Это было признание.
Лазурь упала на колени. Внутри неё что-то сломалось – не тело, не кожу, а что-то глубже.
«Я только что убила того, кто доверял мне.»
Песок на её пальцах шевелился.
Он запоминал её.
Когда она вернулась к своему убежищу (груда синих камней, которые когда-то были домом), Море уже ждало.
– Ты сделала это, – сказало оно.
Лазурь не ответила. Она смотрела на свои руки – на жёлтые пятна, которые не исчезали.
– Они не сопротивлялись, – прошептала она.
Море вздохнуло (если море может вздыхать).
– Они никогда не сопротивляются.
«Почему?» – хотела спросить она.
Но боялась услышать ответ.
Песок всё ещё прилип к её пальцам. Лазурь скребла руки о шершавые синие камни, но золотистые частицы въелись в кожу, как занозы света. Они жгли – не болью, а памятью. Каждая крупинка шептала обрывками чувств, которые она не могла распознать.
«Это я их убила. Своими руками.»
Она зажмурилась, но перед глазами всё равно стоял тот момент – как хрупкое жёлтое тело рассыпалось у неё в ладонях, будто сделано из сухих осенних листьев. Как остальные Сора… запели. Не плач, не проклятие – что-то между колыбельной и молитвой.
Лазурь вдавила ногти в ладони, пока синие чешуйки кожи не пошли трещинами.
«Я не хочу этого снова.»
Но Море сказало, что они придут опять. И она знала – не сможет отказаться.
Три дня она пряталась в расщелине, где воздух пах окисленным металлом и старыми ранами. Здесь стены плакали синими слезами, которые застывали на камнях стеклянными потёками. Лазурь ловила их языком – они были солёными, как её собственные слёзы, но холодными. Безжизненными.