Как она смотрела, чисто, доверчиво, не боясь, что её прекрасные крылья обломают. И блядь, как верила мне.
Какого я творю?! Единственный вопрос, который крутится в отбитой голове.
– Люблю тебя, милый… – стонет Дана, улетая в оргазме, а я, не завершив до конца, обрываю, оставляя её обмякшее тело лежать на постели.
Тут же иду в душ.
Отчаянно гоню картинки, но член, стоящий колом, изнывает от желания разрядки. Беру в кулак, как подросток, и ловлю собственный кайф, остервенело воспроизвожу в голове то, что получал от Веснушки.
То, как её тело вибрировало, то, как она отвечала. Как целовала будто в последний раз, и как потом, возвращаясь из неги, смущалась.
Это болезнь, Северов. Ты, мать твою, болен.
Шум воды скрывает рваное дыхание, что демонстрирует выброс собственного оргазма. Прислоняюсь лбом к холодному кафелю и стою под горячими струями, отчаянно пытаясь выдурить сестру своего лучшего друга из сознания.
Нам совсем не по пути.
Она достойна лучшего…так я думал пять лет назад. Даже если и сам в какой-то момент был не готов освободить дорогу к этому будущему.
Однако свой выбор я всё-таки сделал и отвечаю за него. Вопреки всему. Я был не готов, она тем более. Я был трусом.
Но сейчас мы оба изменились, а это значит, что мы просто-напросто не повторим проигранный сценарий. Ровно так, как и не напишем его заново.
Поэтому, как бы то ни было, учитывая все обстоятельства нашего настоящего, мы должны, в конце концов, отпустить прошлое.
Ума не приложу как.
Но я не лгал ей, я всё вижу…
Её стена, которую она ставит, она слишком зрима. А если она есть, значит, за ней тоже что-то имеется. Так, может, будет проще обоим, если мы, как взрослые люди, сядем за стол переговоров? Дипломат из меня дерьмовый, но с Вероникой я готов пойти на такие уступки, потому что, несмотря ни на что, она, действительно, не чужая.
Тут же в башку лезет Прохоров, который на нашей мужской вечеринке старательно обходил всё то, что было связано с сестрой Белого. Даже когда вспоминали, чтобы поржать, как придурки, а Вавилов пересказывал самые яркие моменты, этот тут же застывал камнем, цепляя челюсти.
Наблюдать было забавно, как и забавно было замечать неоднозначные взгляды в свою сторону, которые отнюдь не были дружескими.
Он негласно показывает свою слабость, потому что будь всё иначе, то плевал бы на всё и всех вокруг. Однако Макс абсолютно точно осторожничает, и мне остаётся только гадать, какого хрена…