– Как она живёт, о себе она рассказывает?
– Жалуется, что дочь Юля к ней перестала ездить, как только Витька погиб. Вроде, как сердится на неё, даже винит её за это. У тёти Али ещё сын есть, он военный, но тоже приезжает редко, он где-то на Дальнем востоке теперь живёт. Тётя Аля говорит, что билеты дорогие, а пенсия маленькая, а то бы она сама к ним съездила. Плачет, что себя чувствует совсем одинокой после смерти моей бабушки.
– Миша, а тебе не кажется, что тётя Аля держит на тебя обиду?
– Нет, и никогда не казалось. Да и уже десять лет прошло.
– У беды нет срока давности, такие раны долго заживают, а некоторые – вообще никогда.
– Но ведь я не виновен в его смерти! Мы тогда глупые были, чувство самосохранения никакого не было.
– Да разве раненному сердцу это понять!
Вдруг Миша подскочил ко мне и, показывая рукой на окно, торопливо сказал:
– Там тень мелькнула! Слышите, музыка прекратилась!
У меня от неожиданности тревожно ёкнуло сердце, даже не ожидала, что так испугаюсь. Мы с ним замерли.
– Только что в окне мелькнул серый силуэт, – зашептал Миша. – По дороге прошёл мимо. – Он махнул в сторону бабушкиного дома. – Туда пошёл. Надо срочно в лес.
– Да, хорошо. Слушай, а если тебе медальон надеть?
– Нет! – он отчаянно замотал головой и отступил от меня. – Ни за что! Его с мёртвого Витьки сняли!
– Подожди, – я схватила его за руку. – Понимаешь, он был у твоей бабушки, а она была не простой старушкой, так что нам нельзя его игнорировать. Нам с тобой здесь надо цепляться за любую возможность.
– Нет! – Миша вырвал у меня свою руку. – Сказал, что не надену, значит – не надену. Ольга Ивановна, надо быстрее в лес, и так столько времени потеряли, давно ведь музыка не звучит!
Я посмотрела в окно и увидела, как с дороги в дом заворачивает серый расплывчатый силуэт, и он не распластался по дороге, как я подумала, когда мне Миша рассказывал о тени. Он располагался вертикально, волоча по дороге только нижнюю свою часть, словно чехол, сползший со стула. И в тот же момент он появился на пороге. Мы с Мишей замерли, не в силах отвести от него взгляд. Было на что посмотреть. Во-первых, он был совершенно плоским, двухмерным. Во-вторых, силуэт этой тени был похож на контур масти пик, заретушированный простым карандашом. А ещё у него был глаз на боку. И этот глаз был очень примечательным, он притягивал к себе внимание, как магнит. Чёрный, безумный, но вполне человеческий глаз. Какое-то время он был неподвижен, но казалось, что он набухает внутри себя, становясь объемным. Огромный зрачок начал вращаться, скользя по стенам, потолку, потом остановился на мне, я почувствовала явный толчок в районе рёбер, но взгляд его переместился за меня, на Мишу, и я услышала утробные слова, идущие откуда-то сверху: