– Время терпит. Успеет, освоится. Я буду рядом.
– Тебя готовили к этой роли с детства, а она полная невежда!
Они говорят обо мне.
Кажется, не только я была недовольна происходящим.
– Научим. Давай признаемся честно, Николетта, наше дело не так уж и важно, как принято считать. Я вполне могу уложиться в срок и помочь Юдит принять свою суть, понять, что от нее требуется.
Внезапно я ощутила жесткую вибрацию, от которой задрожали не только висящие картины, но и мои внутренности. Подкатила тошнота. Я напряженно всмотрелась в белые лепестки ромашек, колеблющиеся под действием неизвестной силы, и пальцами ухватилась за стеклянный столик.
Если даже окружающие не могли принять меня в этой новой, неизвестной мне роли, как я должна сама поверить, что справлюсь. Действительно ли я достойна этого места? Боги, да я даже не хочу здесь находиться, однако спросил ли меня кто-нибудь?
– Позволишь ей разрушить то, что наши предки веками охраняли? Ты действительно считаешь, что какая-то неопытная девчонка с ветром в голове…
Жесткий порыв проник через распахнутые окна, остервенело хлестанул меня по щекам и опрокинул что-то в гостиной, учитывая звонкий звук бьющегося стекла.
Эмерот сурово произнесла, понизив голос:
– Хватит.
В ее тон закрались подозрительные нотки, напоминавшие скрытую угрозу, пустив по моей коже рой мурашек.
– Ты находишься в моем доме, Николетта, пьешь мой чай и пользуешься моим гостеприимством, а потому будь добра, веди себя уважительно. Или желаешь узнать, как Эйзенбаум отвечают на оскорбления?
Ого. Вот это было неожиданно.
Твердость, прозвучавшая в словах Эмерот, на мгновение заставила ее собеседницу замолчать. А затем, вероятно, порывисто поднявшись, Николетта злобно выплюнула:
– Не буду отвлекать вас в вашем доме, госпожа Эйзенбаум, – и вылетела из комнаты.
Я едва успела отскочить назад, ненароком сбивая вазу локтем, когда мимо пронеслась женщина с ядовито-красными волнистыми волосами, окружавшими ее голову кровавым ореолом. Желтые глаза на мгновение прищурились, презрительно оглядывая меня с ног до головы, губы скривились в высокомерной усмешке, формируя новые морщины в складках рта, после чего она горделиво направилась на выход, махнув длинными, неясными обрывчатыми волнами спадающими на пол рукавами своего лилового платья, плотно облепившего ее тучную фигуру.