– Только не убивай, не убивай, прошу! – шепеляво запричитал мужик, закрывая голову руками.
Я ещё пару раз пнул его и отошёл на расстояние вытянутой руки. У мерзавца мог остаться ножик в сапоге или ещё что-нибудь.
– А ты молодец, – произнёс Киган за моей спиной. – Я бы так не рискнул.
– Я знал, что он промахнётся, – сказал я.
– Ты кто, мать твою, такой? – спросил Киган у лежащего на земле мужика. – И не ври, что ты простой охотник.
Тот лежал, закрывая порванную щёку, из которой текла кровь, и что-то невнятно бубнил про пощаду и своих маленьких детей.
– Кто. Ты. Такой, – медленно проговорил гаэл, носком сапога наступая ему на пальцы.
Мужик зашипел от боли. Я тронул друга за плечо, и тот отступил на шаг.
– Снегирь, – прошептал он, но из-за выбитых зубов это звучало как «Шнегирь».
– В жизни не поверю, чтоб тебя мамка так назвала, – сказал Киган. – Мне твоя кличка ни о чём не говорит. Хотя нет, ты, похоже, сраный бандит. Так, а настоящее имя?
– Уолтер.. Из Форт Туида… – ответил Снегирь.
– Что же ты, Уолтер из Форт Туида, негостеприимный такой? – спросил я.
– Погоди, – перебил меня Киган. – Ты, наверное, сраный бандит, хоронишься в лесах, так?
Мужик проскулил что-то утвердительное. Я заметил, как он одной рукой зажимает рану, а другой тянется к сапогу.
– Далеко ли отсюда Форт Туид? – спросил Киган, но вместо ответа Снегирь попытался резануть его по лодыжке, и я с размаху пнул его в лицо.
– Вот ублюдок, – пробормотал я, глядя на бесчувственное тело.
– Зря ты его вырубил, – посетовал гаэл, подбирая нож с земли. – Я же видел.
Я пожал плечами. Жизнь уже научила меня осторожности.
«4.2. Коли душегуб во грехе своём признался, или двумя свидетелями из свободных сословий уличён был, казнить его надобно смертной казнью через повешение, а имущество его семье убитого отдать, а ежели нет таковой, то в казну.»
– «Законы Теуриса», император Игнатий Законотворец.
Хижину, само собой, обшарили сверху донизу. У Снегиря в заначке оказалось несколько серебряных монет, которые мы с Киганом поделили поровну, сапоги, портки и рубахи, иногда со следами запёкшейся крови, несколько топоров, ещё один лук, пара копий и кинжал, с которого ободрали драгоценные камни.
Мы переоделись в чистое, а старую, рабскую одежду бросили в печь. Я смотрел, как языки пламени пожирают наши лохмотья, и, наверное, только теперь осознал, что свободен. Мы набили брюхо жареной олениной, которую Снегирь готовил для себя, и выпили пиво, которое Снегирь держал для себя.