Я тоже смотрел на них, стараясь зачем-то запомнить, а может вспомнить, но пока безрезультатно. Один из троицы, с пистолетом и вальяжностью в движениях, обратился к тому, что с карабином парой коротких фраз, и мне показалось, что это какой-то итальянский диалект – слов я не понял, но звучание языка напомнило итальянский. Человек с карабином отдал свое оружие другому спутнику с пистолетом, подошел ко мне, взяв меня под локоть, и попробовал поставить меня рывком на ноги. У него не получилось по двум причинам: я закричал от боли в плече и груди, а он, на взгляд весивший раза так в два меньше меня, завалился на меня сверху, добавив тем самым пару щедрых мазков в и без того богатую палитру моих болевых ощущений. Оба стоящих захохотали, что-то обсудив между собой. Моему конвоиру удалось подняться с красным от злости лицом, и мы встретились с ним глазами – у него во взгляде было только унижение и злость. В какой-то момент я подумал, что он меня сейчас ударит, и даже внутренне зажмурился, но постарался не отвести глаз.
–
Ты сам встать можешь? – внезапно обратился ко мне один из смеющихся на хорошем английском.
–
Нет. Не знаю. У меня что-то с рукой, и наверное ребра сломаны. – ответил я, стараясь звучать спокойно.
Вальяжный забрал карабин у своего товарища, перехватил его поудобнее, снял с предохранителя и навел на меня.
Будешь плохо себя вести – пристрелю. – он сказал это абсолютно будничным голосом, безо всяких угроз и эпитетов, но я не сомневался, что так оно и случится, дай я ему шанс.
Еще один из троицы подошел ко мне, вдвоем с незадачливым бойцом они взяли меня под руки, и поставили на ноги. Я оперся спиной к стене, и прикрыл глаза, останавливая волну тошноты и слабости, сразу накативших на меня. Я снова открыл глаза, облизнув сухие губы.
–
Ну пошли, если идти можешь. – так же буднично сказал “командир” троицы, и меня повели к двери, придерживая за локти – больше не для того, чтобы не убежал, а чтобы не упал.
Идти я, на удивление, мог, ноги не болели и слушались, а вот слабость не отступала, меня на первых же шагах покрыл холодный противный пот и накатила тошнота. Зато на этом фоне притупилась боль, так что нет худа без добра, наверное.
Мы вышли в коридор, то ли жилого дома, а скорее всего какого-то большого нежилого помещения – коридор был прямым и длинным, и освещался простенькими светодиодными лампами по потолку. Мы миновали пару дверей, ведущих непонятно куда, и вышли в конце коридора на лестничную клетку, с новой лестницей и стальными перилами. Первое впечатление меня не обмануло – здание было явно свежепостроенное, тут еще явно пахло ремонтом, краской и бетоном, под лестницей валялся мусор, стояли какие-то пластиковые банки из-под краски и скомканные обрывки целлофана. Мы поднялись на два этажа, и вот подъем мне дался уже тяжелее, чем поход по прямой, мои конвоиры даже несколько запыхались поддерживать меня на не очень широкой лестнице. Третий, Вальяжный, шёл сзади, и ничего больше не говорил.