Когда-то люди в России совсем не умели говорить о деньгах.
Собственно, очень многие до сих пор этого не умеют.
Во времена, когда росло мое поколение, деньги были выведены за пределы личных решений: большая часть «крупных» потребностей (образование, жилье) были вне сферы усилий человека, самореализация осуществлялась в коллективных формах.
Практики изменились – мы изменили их сами. Но традиции в какой-то мере продолжали жить и транслироваться: не так легко сделать вербальным то, для чего так долго не было слов.
На это наложился специфический опыт девяностых, когда отсутствие денег или необходимость их зарабатывать делали с человеком плохие вещи: выводили его из «класса» интеллигенции («моя мама стояла на рынке с двумя высшими образованиями»), заставляли опустить руки («папа просто спился, не мог найти работу»), изменить себе и своему призванию или пуститься в уголовные авантюры. Отсутствие денег, голод и унижения вызывают стыд, и это еще более сделало для многих деньги не вербализованной частью опыта.
Добавим к этому и унижения другого рода – зарабатывание больших денег не таким достойным способом, как людям хотелось бы, необходимость делиться с чиновниками или «крышей», скрывать часть своих доходов и т. д. Все это как влитое ложилось на отсутствие слов о деньгах – и на отсутствие слов о чувствах.
Традиция открыто говорить о личных финансах и финансах фирмы изначально культивировалась как внешняя, наряду с культурой саморазвития и успеха.
Даже если предлагается связывать саморазвитие с «осознанностью», во многом она становилась таким же ярлыком, как и все в этой сфере. В реальности не происходило связи успеха, денег, осознанности и т. п. с реальными чувствами и потребностями конкретного человека, что оставляет «деньги», «успех», «карьеру» или даже «духовность» во внешней сфере, не питает эти сферы аутентичностью человека.
Примерно десять-пятнадцать лет назад начались перемены.
Чувства в личной сфере начали завоевывать признание и видимость. Но в корпоративной и финансовой среде люди, как правило, до сих пор не умеют ни думать про деньги, ни говорить про деньги, ни заглядывать в себя про деньги; здесь по-прежнему царят умолчания и самооправдания.