Когда я начал писать в этом жанре, все детали моего прошлого встали на свои места. Я переписывал трагедию собственной жизни, начиная с раннего детства. Когда-то психотерапевт сказал бабушке, что для меня это лучший способ примириться со смертью моих родителей. Чтобы убить отца, как дракона, которого я в нем видел. Чтобы спасти свою мать, которая умерла, и сестру, которая уже никогда не будет прежней. Я писал, чтобы дать им новую жизнь, которой мы все заслуживаем. Так я строил свою писательскую карьеру.
Эйми была моей музой, но те времена прошли. Она не читала мою последнюю опубликованную книгу и не спрашивала о том, над чем я работаю сейчас. Когда-то Эйми была моей первой читательницей, и я ценил ее весьма уместные замечания. Она помогала мне латать сюжетные дыры, улучшала сексуальные сцены так, что они не только возбуждали, но и развивали сюжет. Эйми сделала частью своей работы создание контента в нашей реальной жизни, который стал благодатной почвой для моих романов.
Пока этот творческий колодец не иссяк. Нет, это неточная метафора. Эйми построила плотину. Она стала отводить всю воду нашим девочкам, а я остался лежать на дне обмелевшего русла. Она выделяла мне самый минимум, чтобы я не умер от обезвоживания. Именно об этом и шла речь в сцене в нашем номере. Впервые почти за год у нас был секс.
Она думает, что секс за один раз все исправит? А где же близость? Где душевный вклад? Если она хочет, чтобы ее простили за то, что она закрыла глаза после рождения ребенка, потребуется нечто большее, чем прыжки на кровати. Больше, чем секс на ее условиях, возможный только потому, что девочек здесь нет. Это не настоящая жизнь. И это не настоящая любовь.
Я беру банку пива из забитого до отказа холодильника и прохаживаюсь по дому в поисках библиотеки, о которой упоминала Марго, но виды за окнами отвлекают меня. Солнце огромное и круглое, оно плавает над водой. Небо пылает оранжевым и розовым. Я оставляю ноутбук и записную книжку на столе в столовой и открываю французское окно. Снаружи воздух пахнет морем и свежестью. Я иду к причалу под стрекот ранних сверчков, подбираю брошенную чайкой раковину моллюска и пускаю ее по темной воде.
Краем глаза я вижу, как из маленького коттеджа к югу от главного здания выходит женщина. Предполагая, что это хозяйка, я машу ей. Женщина замечает меня, но не отвечает на мой дружеский жест. Я опускаю руку и потираю голову, чтобы скрыть неприятие. Скверное отношение ко мне может стать причиной ужасной смерти этой особы в моей следующей книге, возможно в качестве невинного свидетеля, которого прикончат, пока мой герой спасает свою возлюбленную.