Я думала, все в прошлом. И боль, и страх, и обиды. Всё иначе. Раны до сих пор кровоточат…
Фух…выдыхаю, спустя целую вечность.
Телефон издает «плям» и я достаю его из сумки с туфлями. Надо не забыть свернуть в ремонт обуви.
«Перевод на сумму шестьсот тысяч от Чернышевского А.А»
Моргаю, будто сообщение о пополнении счета сотрется. Не стирается. Перечитываю его снова и снова, и понимаю, назад дороги нет.
Прижав телефон к груди, стою неподвижно секунду или две. Папа будет жить…а остальное неважно…
У меня в груди будто бы дребезжит колокольчик, когда я перечитываю сообщение о пополнении счета на шестьсот тысяч. Мне до сих пор не верится, и я упорно гляжу в телефон, боясь моргнуть, и потерять уведомление из виду.
Но все реально. Не сон.
Папа получит шанс побороть тяжелый диагноз, сможет вернуться к нормальной жизни. Относительно нормальной. А я перестану вздрагивать от телефонных звонков из больницы и со щемящим сердцем просыпаться каждое утро.
– Сонечка…– папа кашляет, пытается содрать кислородную маску.
– Папуль, – я спрыгиваю с подоконника и спешу к нему. – Папулечка, тише, надень маску обратно.
Его трепещущая рука тянется к моему лицу. Я быстренько возвращаю маску назад, ловлю его холодную ладонь и сплетаю наши пальцы. Его ослабшие и мои дрожащие.
– Хочешь хорошую новость? – прикладываюсь губами к холодной и влажной коже. Наслаждаюсь близостью к папе. – Завтра тебя перевезут в другую больницу. Сам доктор Миронов будет тебя оперировать.
Папа натянуто улыбается, дышит редко и тяжело.
– Что ты учудила, Сонь?
Его голос тихий–тихий, но я разбираю каждое слово. За последний год научилась читать по губам, распознавать его мимолётные жесты.
– Я нашла деньги, папуль. – Трусь щекой о его вялую руку и легонько улыбаюсь. – Все наладится.
– Шла и нашла? Так только в кино бывает. Сонь, ты снова влезла в долги?
Папа знает обо всем. Я всегда перед ним честна. Он переживает со мной все взлеты и падения, стирает мои слезы после проваленных экзаменов или неудач на любовном фронте. Я плачу, а он шепчет: у собачки боли, у кошечки боли, а у Сонечки сердечко не боли.
Печаль о прошлом уходит и остается светлая тоска. Такая же невесомая, как и его рука сейчас. Сжимаю ее крепче и целую, целую, целую. Наивно верю, смогу перенять часть его жуткой боли, облегчить страдания.