Она замолчала на мгновение, будто пытаясь проглотить слова, которые с трудом поддавались произнесению.
– Свет был тусклым, тёплым, но каким—то неестественным. Будто исходил не от лампы, а изнутри комнаты – из самих стен.
Она сделала шаг, повернулась боком, будто взглядом возвращаясь к тому месту.
– Софья сидела у окна в кресле. Совершенно спокойно, словно никуда не исчезала, словно всё произошедшее – ошибка. Свет падал так, что её лицо казалось… не размытым, нет – напротив, слишком чётким. Будто она не здесь, но гораздо реальнее нас самих. Как во сне, когда понимаешь, что спишь, но проснуться невозможно, потому что всё слишком ярко и ясно.
Анненков стоял рядом, не перебивая и не задавая вопросов. Он знал, что нарушить рассказ сейчас – значит разрушить хрупкую границу между возможным и тем, что ещё способно принять сознание.
– Напротив неё сидел профессор. Он молчал, просто смотрел, словно заворожённый. Слов я не слышала, но видела, как Софья шевелила губами. Говорила уверенно и спокойно, с такой собранностью, будто давно примирилась с неизбежным. Интонация её напоминала объяснение чего—то очень важного, почти нежного – или, возможно, прощание навсегда.
Оксана вдруг сжалась, будто от внезапного холода.
– Я не могла сдвинуться с места. Просто стояла в дверях. Потом Софья повернула голову и посмотрела прямо на меня. И улыбнулась – не пугающе, а именно так, как улыбалась прежде, когда всё было просто и понятно. В её улыбке было что—то неожиданно ясное, почти бытовое, но оттого ещё более страшное. Она казалась живой – даже слишком живой, прозрачной, чистой, словно образ, застывший между двумя мирами. В её взгляде не было страха или упрёка – только тихое знание и глубокий покой, приходящий после окончательного прощания.
Дыхание её участилось, руки мелко дрожали.
– А дальше… не помню. Всё оборвалось внезапно, как нить. Следующее, что я почувствовала – холодный пол под спиной и онемение во всём теле. Когда очнулась, рядом была Милена, а за ней стоял он… профессор Рикошетников. Я рассказала, что видела. Он молчал. Потом устало сказал, что я перегрелась, что это нервы, галлюцинация, что он был в гостиной один. Он повторил это несколько раз, словно хотел убедить не только меня, но и себя. Но я знаю, что видела, и никакие слова не сотрут это из памяти.