Анненков обошёл комнату по периметру, задержавшись у камина. Подошёл ближе, провёл пальцем по мраморной полке, на которой лежала сухая, старая пыль – без следов недавнего вмешательства. Затем вернулся к креслу, снова осмотрев пространство, в котором даже воздух, казалось, старался оставаться неподвижным. И всё же его не покидало ощущение, что воздух здесь плотнее обычного. Словно кто—то недавно покинул это место, но след его ещё не успел исчезнуть. Это было не запахом и не звуком, а едва уловимым ощущением постороннего присутствия.
Иван присел рядом с креслом, положив ладонь на пол – паркет был гладким, старым, натёртым до блеска, без единой царапины. Поверхность была холодной – не ледяной, но такой, что прохладу ощущаешь не кожей, а глубже. Он медленно выпрямился, чувствуя, как позвоночник слегка хрустит от напряжения, и, не отрывая взгляда от кресла, шагнул назад, словно стараясь держать дистанцию с тем, что ощутил, но не мог объяснить.
– Здесь ничего нет, – произнёс он, глядя перед собой. – И всё—таки…
Он не закончил мысль – она не сложилась в слова, осталась на уровне интуиции, которая не любит, когда её ловят.
Кабинет профессора встретил Анненкова тишиной – не той, что бывает в пустых помещениях, а выстроенной и натянутой, словно ткань на раме. Всё здесь говорило о строгом контроле: книги стояли идеально ровно, ни одна не выступала из ряда, чернильница блестела чистотой, кресло перед письменным столом было строго параллельно ковру. Но даже в этой безупречности ощущалась едва заметная дрожь, словно геометрия пространства здесь незаметно дала трещину.
Профессор сидел за столом, не вставая. Его руки лежали на столешнице ладонями вниз, и поза эта казалась неестественно напряжённой, словно он что—то удерживал или, наоборот, сам с трудом удерживался. Лицо его осунулось, лоб, обычно подвижный и живой, сейчас был гладким и неподвижным, словно фарфоровая маска. Он выглядел не встревоженным, а вымотанным – не физически, а изнутри, будто последние дни не оставили ему ничего, кроме молчания.
– Иван Сергеевич, – произнёс он тихо и твёрдо, без лишней вежливости, но и без враждебности. – Вы что—то выяснили?
– Возможно, – Анненков присел напротив, не спеша доставать блокнот. – Мне нужна ясность. Особенно насчёт вчерашнего вечера. Мне сообщили, что вы были в гостиной.