Следователь слегка наклонился вперёд, тупо глядя в серую папку, в которой не осталось ничего, способного взволновать. Фамилии, даты, протоколы – круг, из которого не выбраться. Следы, казавшиеся когда—то обещанием развязки, теперь увяли в сухих формулировках экспертиз. Он читал машинально, без попытки понять, скользя взглядом по буквам, которые уже не складывались в слова. Мысли разбивались о внутреннюю стену бессилия.
Он потянулся за ручкой, провёл ею по краю листа, словно хотел процарапать гладь действительности, но даже это движение казалось обречённым. Всё застыло: кабинет, дело, он сам. Механизм следствия дал сбой, оставив лишь пустоту между строк.
В этот момент телефон ожил резким, чуждым звуком, словно звонок пришёл не по линии связи, а прямо из другой реальности. Аппарат вздрогнул, как от боли, и снова настойчиво зазвенел – будто зов о помощи. Номер был незнаком. Не раздумывая он поднял трубку.
– Анненков. Слушаю.
Пауза – короткая, как вдох перед признанием.
– Здравствуйте… – Голос на другом конце дрожал тонкой струной. Женский, молодой. – Меня зовут Марина. Я работала в доме профессора Рикошетникова в тот трагический вечер, на приёме. Меня пригласили через агентство. Я думала, это просто подработка… а потом всё это…
Слова срывались, как капли из треснувшего сосуда. Анненков не перебивал. Голос звучал искренне, но под ним чувствовалась неуверенность и тревога – дрожь, которую нельзя подделать.
– Что вы хотите сообщить? – спросил он мягко, почти по—отечески, откидываясь на спинку стула. Пальцы сжимали трубку крепче.
– Тогда, на приёме… я видела одну вещь. Мне казалось, это не важно. Просто жест. Но теперь… я не могу спать. Мне кажется, что это было… – голос её оборвался, почти исчез.
– Вы в безопасности, Марина, – сказал он, глядя на дверь, за которой продолжалась безликая тишина ведомства. – Приезжайте сейчас. Это может быть важно.
В трубке послышался вздох, которым принимают решение, способное изменить многое.
– Хорошо. Я приеду сейчас. Только… вы точно будете там? Один?
– Я буду ждать. И вы не останетесь без защиты, – ответил он и только потом понял, как пересохло в горле.
Раздался щелчок – линия оборвалась, оставив пустоту. Анненков медленно опустил трубку и задержал взгляд на чёрном пластике, будто там ещё сохранялось тепло чужой тревоги. Звонок не ушёл в прошлое, он остался в воздухе, растёкся по стенам холодным туманом.