Ада словно губка впитывала чужие истории, чужие печали, несла на себе груз несправедливости этого мира. И пусть на первый взгляд казалась ветреной и беззаботной, в глубине её сердца горел огонь, огонь желания помочь, огонь надежды на лучшее. Она была тем самым лучом света, что пробивался сквозь густую тьму, тем самым голосом, что звучал в безмолвии отчаяния. Ада – это сама жизнь, бьющая ключом, не знающая преград, неукротимая и прекрасная в своей хрупкости.
Она вызвалась проводить нас до местного мотеля, чтобы мы хоть немного пришли в себя. Пока мы плелись за ней, Ада неслась впереди, подпрыгивая и заливаясь заразительным хохотом. «Мотель, конечно, не «пять заезд», – прокричала она, перекрикивая лай какой-то шавки, – «Зато тут тараканы почти дрессированные.» И тут ее понесло про парящий дом. Дескать, жила тут когда-то старуха – такая чудная, что само солнце пряталось за тучи, когда она выходила на улицу! И эта бабка, видите ли, смастерила дом, который взмывал в небеса, когда кто-то умирал! «Представляете?» – глаза у Ады горят, – «Сидишь, чаек попиваешь, а тут – бац! – и ты уже паришь над облаками! Правда, потом дом обратно падал, но это уже детали!» Она подмигнула, и я понял: «Легенда – брехня чистой воды, но как она ее подает! Заслушаешься!»
Мотель оказался именно таким, каким его описала Ада – слегка обшарпанным, но с какой-то особой душой. И, кто знает, может, ночью, пока мы спим, он тоже взлетит? С этой Адой и ее парящими домами возможно все!
«У нас три дня на отдых и ремонт «Бегемота», – констатировал Юджин. Кстати, Юджин – наш старший пилот, мужик брутальный, отважный, с искрометным чувством юмора, голубоглазый, с густой пышной, чуть рыжеватым оттенком, бородой. Юджин – это не просто пилот, это человек, чье сердце бьется в унисон с ревом турбин самолета.
Констанция, она же Конни, – второй пилот, дама в очках, с огромным опытом за плечами – более четырех тысяч часов налёта. Умная и рисковая – адреналин у нее в крови, но это не безрассудство, а холодный расчет, помноженный на смелость и веру в себя. Ее локоны белого цвета – как символ непокорности времени, как знамя пройденных испытаний, с отблеском далеких звезд, отражающих бескрайние небесные просторы.

Дарья, бортинженер и по совместительству жена Юджина, казалась воплощением света в этой стальной птице. Ее вьющиеся светлые волосы, обрамляли лицо, словно лунный свет, пробивающиеся сквозь облака в ночной тишине. Карие глаза, полные глубокой задумчивости, отражали не только приборы кабины, но и целую вселенную мыслей и чувств. В них читалась преданность небу, самолетам, людям, чьи жизни она доверяла своим знаниям и умениям. Она любила гул турбин, этот мощный, вибрирующий рев, обещающий свободу и новые горизонты. В каждом полете Дарья ощущала огромную ответственность, но не гнетущую, а дающую силу.